Темная гора
Шрифт:
— Жаль, что тебя не было с нами, — сообщил Болк. — Мы с Го так славно погуляли, таких добрых девок мочалили… Он длинно зевнул.
— Впрочем, — продолжил он, — судя по твоему виду, ты тоже провел нескучную ночку.
С этими словами он рухнул на свой лежак и захрапел.
Глава четвертая
Деяния Лаэртида
Запасы воды подошли к концу, хотя вина было вдоволь. А когда опорожнили последнюю одноручную амфору, судно направил Филотий к островку, что вдали показался. Там, недалеко от берега, в роще за развалинами храма, посвященного неизвестному богу, нашли родник
Быстро натянули шатер, и вскоре забулькала вода в котлах, в которых варилась солонина, заправленная высушенными овощами и пшеном. Путешественники расположились у костров, а после трапезы одни заснули, а другие собрались у костра базилея, где слепой Ахеменид снова рассказывал о подвигах Одиссея под стенами Трои, о долгом и трудном плавании, о том, как пленила их хитрая и злобная Цирцея, о том, как на острове циклопов обманул Лаэртид хитроумный глупого Полифема, упоив одноглазого вином, да не простым, а с зельем из трав, но увы, позабыл в спешке одного из спутников, коим и был он, сын Адамаста несчастный…
Юный Полит и те из итакийцев, которым не довелось слышать о славных делах своего базилея, слушали пораскрывав рты и готовы были не спать всю ночь, лишь бы рассказчик не прерывал повествование. Одиссей же лишь хмыкал порой в бороду и усы оглаживал, но слепого не прерывал. Уложив детей на кошму, Калипсо вернулась к костру и задремала, прижавшись к плечу базилея. Скосив глаза, Полит загляделся на ее белое круглое колено, что виднелось из-под покрывала и вдруг громко сглотнул, к своему удивлению и стыду. Но никто не обратил на него внимания. Все были увлечены рассказом Ахеменида. Лишь встретившись глазами с дружинником Эвтихором, юноша увидел, как тот подмигнул ему одобрительно.
— Так, значит, не пряталось воинов множество в коне деревянном? — спросил Медон.
— Нет, нет, — ответил слепой нараспев и добавил: — Лишь только один затаился внизу, в основании. А конь был сколочен так, чтобы сквозь щели нутро напросвет было видно.
— Кто же был воином тем? — Взгляд свой Медон перевел на базилея.
Одиссей снова хмыкнул и головой покачал.
— Все равно не поверишь, почтенный Медон, — сказал Лаэртид, — но я непричастен к этому славному делу. Правда, тот воин был из моей дружины. Вызвался сам затаиться и, ночи дождавшись, ворота открыл, ну а пьяных троянцев сломить уже дело простое…
— Однако же, о хитроумный царь Итаки, — возразил ему Ахеменид, повернув к базилею глазницы свои, коростою покрытые, — кто, как не ты, предложил ахейским вождям затею с конем? Кто, как не ты, выделил доски Эпею-строителю, пожертвовав частью своего корабля, и крепость его тем самым ослабил?
Промолчал Одиссей, но пристально глянул на Ахеменида и задумался о чем-то. Угомонился рассказчик, легли остальные, лишь двое стражей остались бодрствовать у огня. Заворачиваясь в кошму и смежив глаза, Полит услышал, как негромко Медон сказал базилею:
— Право, о царь, я был рад услышать о твоих подвигах. А то, прости за неучтивость, недавно мне показалось, что все истории о троянской войне и о сваре богов небесных придумали от скуки аэды, пока ты на Огигии с прекрасной нимфой радости вкушал земные. Теперь же я, на Зем возвратившись, в списки внесу рассказ о деяниях твоих, и украсит он рукописей моих собрание.
— Если бы ты, Медон, поплавал с мое и вшей покормил под вратами Трои, и не таких еще историй бы услышал! — ответил ему Одиссей. — Я же делал свое дело, а что наплетут после аэды, так на то им и дар слова дан — истории хитро плести.
— Неужели и злобная нравом Цирцея в свиней обращала людей?
— Плавные речи Цирцеи могли убедить, что ты камень, вода или мясо для жертвы богам, — еле слышно сказал Одиссей. — Если смертные вроде нас с тобой в глаза ее черные глянут и речи те, песне унылой подобные, услышат — поверят во все, что она говорит. Вот и мнилось спутникам моим, что они превратились в свиней.
— Как же ты избежал участи этой?
— Пьян был, вот и не взяло меня колдовство. Друзья же мои на еду налегли поначалу, потому и духом ослабли. Слепой перепутал — не вино было их злоключеньям причина.
— Сок виноградный, несущий веселье, многих еще от чар колдовских охранит, — убежденно сказал Медон. — Коли бы не перебрал тогда у тебя, ел бы тело мое теперь червь могильный, а сам бы от мук жажды маялся в лоне Аида.
Что ему ответил базилей, Полит уже не слышал, сон смежил веки его. Ночью, проснувшись от треска головешки, он долго не мог заснуть, вслушиваясь в шелест жухлой листвы, плеск волн, храп стражников и невнятное, еле слышное бормотание слепого рассказчика, что и во сне не мог остановиться. Подивился юноша, как это Медон, лежавший рядом с Ахеменидом, спит безмятежно, да и сам вскоре заснул.
Наутро все были разбужены криками дозорного, вскарабкавшегося на уцелевший кусок стены. Быстро к нему поднялся Арет и, присмотревшись, спрыгнул вниз.
— Корабль на горизонте, — доложил он базилею.
— Быстро на судно все! — велел Одиссей. — Уходим отсюда!
Дружинники подхватили котлы, мгновенно свернули шатер, а Калипсо полусонных детей уже вела к кораблю. Вскоре отплыли они, и лишь тогда у Полита появилось время осмотреться.
Маленькая точка с темным пятнышком, что так встревожила базилея, казалась безобидной птицей морской. Но хоть был попутным ветер, а гребцы мощно напрягали весла и сам базилей сменил уставшего гребца, все же медленно и неумолимо вырастала птица морская в судно, и два ряда весел уже были видны издалека. Спустили второе весло рулевое, и Полит был приставлен к Филотию помогать управляться с рулем, а Медон помогал мореходам, что у паруса все хлопотали. Даже Калипсо, детей оставив под присмотром служанки, вышла на палубу и, за борт держась, рядом встала с Лаэртидом.
— Не уйти! — сказал Арет и, положив руку на рукоять меча, вопросительно глянул на базилея, что поднялся от гребцов и разминал затекшие пальцы.
— Бой на море принять способен только безумец, — ответил Одиссей.
— А мы и есть безумцы! — Короткие седые волосы дыбом встали на затылке старого вояки, морщин на лбу вроде даже прибавилось. — Что в нашем плавании не безумство? К полдню они все равно нас догонят, так лучше для схватки нам силы сберечь.
Что-то шепнула Калипсо базилею, тот перешел на правую сторону судна, вгляделся вперед и увидел вдали зубчатый берег скалистый.