Тёмная история. Чело-вечность

Алмазова Наталья

«Явился, не запылился. То-то я смотрю холодком снизу потянуло. Дай, думаю, проверю».

Я поглядел на вентиляционную решётку над дверью. Сеня говорил очень тихо, едва двигая губами в густой бороде, но я и так прекрасно его слышал.

«А то этот вон чай отожрал харю на дармовых харчах, а толку от него всё одно никакого, сплошь расходы! Знамо дело! Как есть добротный хряк!»

Лёлик встрепенулся, недовольно поглядев на домового. Накал страстей между этими двумя явно спал, потому перебранка была нужна чисто для проформы, чтоб соблюсти заведённый ритуал.

«А ты давненько не захаживал», – обратился вслед за тем ко мне Сеня.

Я собирался сказать,

что у меня были дела, но разве можно так бессовестно врать? Дел у меня не было никаких. Только ситуации и проблемы. Потому я скромно промолчал.

«Чаго, надолго на этот раз?» Всё так же молча я пожал плечами. «Неразговорчив ты что-то, эвон диво-то какое, – озабоченно приглаживая шесть, пробормотал Домовой. – Видать, беда какая приключилась?»

Я глубоко вздохнул. Можно ли назвать семь пятниц на неделе бедой? А ведь это был мой обычный распорядок.

«А как там твои.. хм.. хозяева?» – участливо спросил я собеседника, указав взглядом на белёный потолок и невзначай меняя тему.

«Да как-как, – пробухтел хатник. – Дрессироваю их, а то ишь распустились! Только свару затеют – рраз! И кран сорвало. Али свет потух. Пока выясняют в чём суть да дело, так и позабудут, пошто бранились. Нашёл-таки управу на неуёмных, али я не домовой?» В голосе Сени проступила гордость.

Я улыбнулся, кивнув: «И то дело». И вдруг еле слышно обратился к Лёлику: «Послушай.. тот ворон.. ты знаешь, откуда он?»

Котяра поднял голову, пристально поглядев на меня, и зрачки его до предела расширились, а хвост нервно задёргался из стороны в сторону.

«Ты лучше скажи, а то ведь я сам узнаю», – я говорил спокойно, но всё равно прозвучало это немного угрожающе, хотя и не желал такого эффекта.

Нехотя чертёнок просипел: «Фамильяр это. И послал его кто-то очень тёмный. Не пытай, я больше всё равно ничего ведать не ведаю, и не имею такого желанья».

Я задумался. Фамильяр. Хорошего мало. И всё равно ничего толком не понятно. Почему Мигель мне об этом не рассказывал? Повисла тишина. Тему я затронул похоже ещё ту.

Уйдя в себя, поскольку мои собеседники голоса больше не подавали, я слушал, как с лёгким шорохом ползёт по циферблату часов секундная стрелка, как проезжают за окном редкие в этот час машины. Слушал мерное дыхание спящего, слегка завидуя самой его способности дышать. Внимательно и сосредоточенно я всматривался в черты человеческого лица: не такие правильные, как мои, они вместе с тем таили в себе что-то непостижимое. Да и сама физическая оболочка в противовес моей собственной была совершенно иной – уязвимой, преходящей, подверженной постоянным изменениям и нарушениям структуры. Человек мог пораниться, мог почувствовать боль. А я даже не представлял, каково это. Ни один материал на Земле не способен был оставить на моей коже ни царапины, не говоря уж о том, чтобы нанести серьёзное увечье или отсечь какую-либо конечность, пускай и мизинец.

К слову, моё собственное лицо, да и всё моё тело и впрямь было безукоризненным, лишённым любых дефектов: ни шрамов, ни асимметрии, ни пигментации. Нерушимыми, непогрешимыми, чему позавидовал бы и самый прочный гранит. Он знал, как ваять безукоризненные формы. А знал ли Он, что такое жизнь?.. Нас по крайней мере Он этому не обучил. Ох, Создатель… а прожил ли Ты сам хоть одну минуту из отведённой Тебе Вечности?

Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, говорите? Вот ерунда! Может, я что-то в семантике этого выраженья и не понимаю, да только, поспорить могу, тот же самый Юпитер многое б отдал за возможность мирно щипать травку на лугу в солнечный денёк, наслаждаясь ароматом полевых цветов

и тёплым ветерком. И никакие слепни и оводы не испортили б ему этого дивного блаженства. Блаженства неведенья. Тащить же на своих плечах тяжесть целого мира.. незавидная доля. А ведь Архангелы были заняты именно этим. Все без исключенья. Демиург сотворил, а вы держите, не упадите. И не дай-то боже выдать хоть жестом, хоть словом даже и самую завалящую тайну подноготной мирозданья…

Ну.. среди нас тоже такое не поощрялось. Поэтому и существовали Они, Хранители: Создатель своими отмычками направо и налево не разбрасывался, пускай даже и сломанными. Вдруг да попадут не в те руки? Беды не миновать.

Вот что интересно, а сбегал ли хоть один из нас прежде, поправ безропотное послушанье? Что-то не припомню. Но, вероятно, сбои в выверенной до распоследней шестерёнки системе всё же бывали, – промелькнула в моей голове неприятная догадка. – Ну или предусмотрительно просчитывались и гипотетически предполагались. Архангелу-то и не знать наперёд?

Он, может, и знал. А я вот нет. Долго мне ещё ждать конца?.. Неопределённость, точно пудовая гиря, которую я теперь повсюду таскал с собой, меня здорово обременяла.

Мигель повернулся во сне, и я испуганно замер, подумав, что он проснётся. Моё присутствие в такой-то час могло его элементарно испугать – открываешь ты глаза, а тут такое… Хотя.. вряд ли: молодой маг был не робкого десятка. Навьих навидался и в профиль, и в фас. И уж кого-кого, а меня он не опасался точно. Ни моя своеобразная наружность с явным душком потусторонщины, ни те скрытые от человеческих глаз вещи, что я позволял ему видеть, его не смущали. Он и сам, без моего, видел предостаточно. Но хотел большего. Жаль только, что с проводником он ошибся: тот ещё Иван Сусанин.. легко заведёт в чащобу да в бурелом, дай дороги… Сам вот заблудился в трёх соснах… ещё и за собой вести кого-то удумал…

А, тем временем, Солнце нехотя взбиралось на небосклон. Благо в это время года ему приходилось не шибко и утруждаться. Дымчато-серое небо прояснилось, и первый луч, скользнув меж оконных рам огненным лезвием, озарил моё меловое лицо. Я медленно протянул ладонь к этому утреннему вестнику. Моя мертвенно-белая кожа от его робких касаний тотчас сделалась посверкивающей, а затем и вовсе сияющей, безусильно изобличив нематериальную природу моего естества. Я ненароком подумал, что, если людей лепили из глины, тот нас, судя по всему, отливали из серебра.

Заворожённый, я любовался изумительным зрелищем, следя, как дробятся и отражаются в моих длинных когтях сверкающие нити, к собственному стыду, даже и не заметив, что Мигель теперь и действительно проснулся, и сейчас это он наблюдает за мной, а не наоборот. Пожалуй, мне стало немного неловко: ведь я собирался уйти ещё до рассвета, чтоб не застать его пробуждения.

Застигнутый врасплох, я ждал неизбежных расспросов о том, что я тут делаю, непрошенный и во внеурочное время, но их, тем мне менее, не последовало. Он просто молча смотрел на меня, так, как, пожалуй, наблюдают за восходом всё того же Солнца, созерцая удивительное природное явление и только. В таком ракурсе я для него, очевидно, не был личностью. Скорее, событием. Я прекратил легкомысленно играться с бликами, послушными моим пальцам, и благообразно сложил руки на коленях. Всё моё менторское красноречие, на которое я уповал, отчего-то предательски меня покинуло. Я мог прочесть и мысли, и чувства, и даже наброски едва зарождающихся фраз, но не хотел. Да и пообещал ведь. Ну.. это даже забавно, когда знаешь.. не всё и сразу, оставляя себе возможность удивляться.