Темная материя
Шрифт:
И они начали говорить, эти женщины, одна за другой, прокладывая дорожку к тому, чего, по их представлению, ждала Минога. Поначалу это были рассказы о местах, где они росли, о родителях, о том, как они учились в школах и как выходили замуж. Таким образом я был вовлечен в АФС.
— Можете рассказать что-нибудь еще? Например, то, о чем никто не знает?
Призрачное лицо дрогнуло, отразив интерес, и чуть приблизилось. Оно знало все о неизвестном, ведь именно там, в неизвестном, оно обитало.
— Удивите меня, — сказала она. — Именно за этим мы здесь.
— У меня нормальная ориентация и была такой всю жизнь, мне нравится секс с мужчинами, но вот сейчас больше всего на свете мне хотелось бы лечь с вами прямо на этот стол и обнять так крепко, как только
— Я слепа с двух лет и росла в доме с тремя зрячими старшими братьями. Старшего убил пьяный водитель, второй покончил с собой вместе со своей подругой на переднем сиденье нашей семейной машины, они были всего лишь старшеклассниками. Самый близкий мне по возрасту, Мерл, который должен был погибнуть, как другие два, но не погиб, частенько отводил меня в поле за домом и заставлял играть со своей противной штуковиной. И кое-что похуже. Родителям и в голову не приходило, что он может делать что-то неправильно, они считали Мерла едва ли не Иисусом. В восемнадцать я вышла замуж, так что он больше не мог меня насиловать. Сейчас у меня три мальчика, и единственное, что я могу сделать, чтобы не возненавидеть их, — это на время выходить из дома. Вот, пожалуй, главная причина, почему я работаю в АФС.
Призрак задрожал от удовольствия. Холодной змеей его рука обвила плечи Миноги.
— Хотите ужаснуться, мисс Труа? Я, пожалуй, попытаюсь ужаснуть вас, если вы именно этого хотите. Вы приехали сюда и собрали нас в этом отеле вовсе не из-за какой-то непонятной проблемы, которую ньюйоркский офис назвал «назревающей». Все куда более конкретно, не так ли? Власть имущие очень хотят, чтобы вы расследовали факт сексуального домогательства в этом филиале. Характер сексуального домогательства. Или, чтобы быть более точным, мисс Труа, они хотят, чтобы вы поспрашивали тут и там, только осторожненько — так, чтобы не всплыла ненароком какая-нибудь грязь, — и через пару дней вернулись и доложили, что все сплетни беспочвенны. Но они не беспочвенны. Одна дама серьезно отравляет жизнь некоторым женщинам помоложе, работающим под ее руководством. Я все ждала, что кто-то приедет к нам разобраться с этим, и вот вы здесь, и я говорю: да, это отвратительное поведение продолжается. Но ее имени я не скажу. Это ваша работа, мисс Труа.
— Хотите, чтобы я поведала вам о том, чего никто не знает? Пожалуйста, Ли. Почему бы нет? Вы же не собираетесь передать это полиции или еще кому? Это ведь как упражнение в доверии? Я знаю, как это работает. И не думаю, что вы осудите меня.
Незримый наблюдатель еще крепче сжал плечи Миноги; а я, лежа на скользких белых простынях, слишком напуганный, чтобы выключить торшер, закрыл глаза.
— Меня обвинять вы не станете, поскольку хотите понять, что я сделала, даже если вам не удастся влезть в мою шкуру. Я потеряла зрение примерно в том же возрасте, что и вы, чуть за тридцать. Вернее, не так чтобы просто потеряла. На меня напал и ослепил человек, с которым я только что порвала. Роберт не хотел, чтобы я смотрела на других мужчин, и сделал так, чтобы я никогда больше не видела. Я сдала его полиции, и выступала свидетелем на суде, и помахала ему ручкой, когда он отправился за решетку. Ему светило от пятнадцати до двадцати пяти, только вышел он через семь. И знаете, что сделал? Позвонил моей матери и сказал, что хочет извиниться передо мной и, мол, не будет ли она так добра сообщить ему номер моего телефона. Он заплатил свой долг обществу, он стал другим, теперь ему необходимо мое прощение. Она, как дура, дала ему номер.
Он звонит мне, спрашивает: можно подъехать? Нет, говорю. Конечно нельзя. У меня от тебя мурашки по всему телу. Он умоляет меня встретиться где угодно. Пожалуйста. Мол, хочу сказать только пару слов, и больше ты никогда меня не увидишь.
Хорошо, говорю, встретимся в кафе «Цветик», и объяснила, как туда ехать.
Я не сказала, что «Цветик» в полуквартале от моего дома. Я в основном только там и питаюсь, все там знают и меня, и мою историю. Пит, сын владельца, всегда с душой заботился обо мне, присматривал, чтоб все было в порядке. Знаете, мне было тридцать девять, тогда еще неплохо выглядела, как говорили, Питу двадцать восемь, и почему бы ему не увлечься женщиной постарше? В общем, когда он вел меня к столику, заметил, что я как будто немного напряжена, «Что-то не так?» — «В принципе, ничего особенного, говорю, хотя…» Я объяснила ситуацию, и он сказал, что глаз не спустит с моего столика.
Встреча проходила нормально. Голос Роберта звучал совсем не
Мы поговорили еще немного, и Роберт съел гамбургер и выпил чашку кофе, а я — салат из тунца и колу, и тут он говорит мне, как трудно найти работу, если ты бывший зэк, но у него есть неплохая зацепка. Его инспектор по надзору за условно-досрочно освобожденными очень рад за него. Это правда, что я работаю с… Ну, ты понимаешь. Да, говорю, работа моя связана с фондом, жизнью довольна, это больше похоже на борьбу, но я стараюсь не жаловаться, даже себе самой. Восхищаюсь, говорит, тобой. Слушай, говорю, очень мне нужно твое восхищение и твое уважение! Не заблуждайся на этот счет.
Роберт проглотил это или сделал вид. После этого все пошло удивительно хорошо. Он сказал, что нас с ним многое связывает, мы доставили друг другу неприятности, он понимает, что я была вынуждена обратиться в полицию, он понимает, что сам бы пошел и во всем признался, но ситуацию осложнили именно мои показания. Я с интересом слушала все это.
Я настояла, чтобы мы заплатили каждый за себя, после чего Роберт спросил, не буду ли я против, если он проводит меня до дому, только проводит. Прощальный жест, как он это назвал. Ладно, пойдем, ответила я, сделай свой жест. Если ты так этого хочешь. Дура я, дура. Между моим домом и «Цветиком» широкий пустырь, который опускается к большому оврагу, и когда мы прошли примерно половину пути, Роберт сказал, что хочет пойти в обход, и, прежде чем я успела ответить, старый добрый Роберт зажал мне рукой рот, другой обнял за талию и потащил на пустырь. Как я ни пыталась вырваться, ничего не выходило. Мерзавец поволок меня вниз, в овраг, швырнул на землю, прыгнул сверху и придавил руками к земле мои плечи. Я была уверена, что он собрался изнасиловать меня, и говорила все, что приходило в голову, но в основном умоляла не делать этого. Орать бесполезно, никто не услышит.
«Заткнись, — сказал он. — Не собирался я тебя насиловать. Просто хотел хорошенько напугать, чтоб знала, как я себя чувствовал почти каждый день все семь лет. Напуганным до смерти. Слепота не так плоха, как кое-что, приключившееся со мной. Я всего лишь сравнял счет. А теперь вставай и проваливай отсюда. Видеть тебя больше не хочу!»
Я села, и под рукой оказался камень — не знаю, откуда он там взялся. Он словно сам прыгнул в ладонь.
Призрак, маячивший позади Миноги, довольно хихикнул. Я видел упыря, обнимающего за плечи мою жену.
— ТЫ не хочешь больше видеть МЕНЯ?
И тогда, именно тогда, я почувствовала кого-то рядом, рассказывала Минога. Это был не тот призрак, присутствие которого ощущали остальные женщины. Это было что-то мерзкое, отталкивающее… То, что мы называем злом, потому что других слов подобрать не можем.
— Я была в ярости. Я замахнулась на голос, а Роберт, наверное, отвернулся, потому что не перехватил мою руку и не пригнулся, и я почувствовала, как камень ударился обо что-то твердое. Я закричала, но не смогла остановиться и ударила снова — что-то треснуло, будто яичная скорлупа, а руки вдруг стали влажными. Я попробовала шуметь — не визжать, не плакать, просто подать голос, — господи, я же была на дне оврага и только что убила человека, который когда-то без памяти любил меня. И знаете что? Я была рада, до безумия рада, что Роберт мертв.
Мерзкое существо, державшее за плечи Миногу, содрогнулось в экстазе и исчезло, получив то, чего хотело.
— Затопали шаги: кто-то спускался в овраг, и я закричала и попыталась подняться на ноги. Это, должно быть, коп, и меня отправят в тюрьму на куда более долгий срок, чем этого урода. Человек говорил: «Боже мой, боже мой», повторял и повторял, и я поняла, что это не коп. Это был Пит из кафе. Он вышел убедиться, что со мной ничего не случилось, и, когда не увидел меня на улице, побежал на пустырь. Вскоре он услышал шум, и — вот он, мой спаситель. Пит отвел меня домой незаметно для посторонних глаз и велел переодеться в чистое. Окровавленную одежду он сунул в мешок для мусора и сказал, что сожжет, а тело оттащит подальше в овраг и закидает чем-нибудь или спрячет в пещере. Думаю, он хорошо постарался, потому что тело Роберта до сих пор где-то там. Я не слышала, чтобы хоть один полицейский расспрашивал о нем. Убийство сошло мне с рук. Ну как, мисс Труа, хорош секрет?