Темная материя
Шрифт:
Пока Майка говорит, Себастьян не сводит с нее глаз. Лишь когда она смеется, он быстро взглядывает на Оскара, словно тут есть чем поделиться. Смысл ее слов он мало улавливает. Он думает о том, как он любит Майку и как, однако же, рад, что послезавтра останется без нее и поживет немного один. При мысли о предстоящих трех неделях, которые он проведет, уединившись за письменным столом, его так и разбирает от радостного предвкушения. В первый же день он возьмет «вольво» и до отказа набьет его в магазине припасами, чтобы уж больше не выходить из дому. Он отключит телефон, повернет телевизор экраном к стене, а раскладушку Оскара в кабинете так и оставит в разложенном виде. Остальные помещения в квартире он запрет на ключ, вычеркнув их тем самым из реестра привычного существования. Воцарится полный покой — три недели без всего, что могло
Голова Себастьяна клонится все ниже, и морщины гармошкой собираются на подпертой рукой щеке. Оскар глядит на него через стол, время от времени издавая одобрительное хмыканье, чтобы поддерживать излияния Майки. В то же время он усмехается, глядя на Себастьяна, который окончательно упустил нить разговора и, судя по всему, уже углубился в размышления о физике. Раньше Оскар по одному лишь подергиванию бровей и молчаливым движениям губ мог угадать, каким именно предметом заняты мысли друга. Эти времена миновали. Сегодня он сидит рядом с мыслями Себастьяна, как возле реки, которой ему не видно и не слышно, но о которой он знает, что она неустанно течет. Однако он все еще способен наслаждаться простым сознанием, что этот чужой поток мысли продолжает течь. Для Оскара это очень важно. С юных лет у него было такое чувство, словно он заплутал во времени и пошел не своим жизненным путем, между тем как где-то не здесь, а главное, в другом времени его так и не дождались такие собеседники, как Эйнштейн и Бор. Тогда, до великих европейских катастроф, имелись в наличии не только необходимые духовные ресурсы, но и воля додумывать определенные вещи до конца. Оскар с тоской представляет себе, что бы значило родиться в 1880 году. В нынешнем веке, где правят глупость, истеричность и лицемерие, превращая жизнь в подобие бестолковой карусели, которая, кружась под звон и гром музыкальной шарманки, то и дело отбрасывает все важное на периферию как второстепенные пустяки, он не находит почти ничего утешительного. Кроме того факта, что есть все же Себастьян. Но в тот же миг в Оскаре вновь пробуждается досада на друга. Себастьян — изменник, предавший попытку новой революции в науке спустя сто лет после Эйнштейна и Бора. Каждый новый шаг, отклоняющийся от пути теоретической физики, — это шаг, делающий их содружество невозможным. Уж от чего Оскар никогда не откажется, так это от желания вернуть Себастьяна!
Заметив, что поток речей, лившихся из уст Майки, постепенно начинает иссякать, а Себастьян не проявляет никаких признаков активности и только водит по скатерти черенком ложки, Оскар среди внезапно наступившего молчания принимается рассказывать сумбурный анекдот про начинающего ученого. Молодой человек вбил себе в голову, что родит гениальную идею, гуляя по острову, и просадил все свое жалованье на поездки на остров Зюльт. Там он оттопал себе все ноги, бродя как баран по дурацким дамбам, пока в один прекрасный день не узнал, что Гейзенберг придумал свою теорию неопределенности не на Зюльте, а на Гельголанде. Дойдя до этой точки, Оскар запутался, забыв, к чему он все это вел, тем более что в жизни такого анекдота не случалось, а он его сам выдумал и однажды удачно употребил к месту.
На улице почти совсем стемнело. Фонарь перед домом вовремя не зажегся и теперь, уж наверное, так и простоит без света всю ночь. На ночь горы прислали лазутчиком сыча. Засев где-то в ветвях каштана, он стонет жалобным голосом, похожим на звуки, издаваемые сквозь сложенные трубкой ладони. На тарелках лежат брошенные как попало приборы. Голова Лиама кивает в такт одолевающей его дремоте. Оскар сидит, закинув ногу на ногу и скрестив руки, словно приготовился сниматься на черно-белую фотографию. Прежде чем вся сцена окончательно застыла в немую картину, он распрямляет спину и набирает полную
— В прежние дни, — говорит он, обращаясь к Себастьяну, — мы бы, наверное, встретились на заре в лесу на поляне.
Лиам вздергивает голову. Любопытство разглаживает его сонное лицо, в то время как Себастьян, глубоко погрузившийся в свои мысли, с трудом выныривает на поверхность. Сообразив наконец, что тьма, окутавшая помещение, вызвана не смутой в его душе, он, откинувшись на стуле и балансируя на двух ножках, дотягивается до выключателя и зажигает верхний свет. Майка, подавив зевок, нехотя принимается собирать приборы и складывать их вместе на использованную тарелку.
— Нынче же, — произносит Оскар, разглядывая с разных сторон вынутую сигарету, — на лесных полянках установлены микрофоны и видеокамеры.
— Ты говоришь загадками, — замечает Майка. Зевота, улучив подходящий момент, на последнем слове насильно разжимает ей челюсти.
Оскар кладет незажженную сигарету на стол, складывает салфетку и продолжает в сторону Себастьяна:
— Телевидение. СМИ. Ты же это любишь, n’est-ce pas? [13]
13
Не так ли? (фр.)
В его голосе зазвучало что-то такое, что, встревожив Себастьяна, окончательно смахнуло с его лица сонное выражение.
— Что ты задумал?
— С некоторых пор на Цет-де-эф [14] работает новая научная программа, — говорит Оскар, вставая со стула. — Называется «Циркумполяр». Я принял приглашение за нас обоих. Завтра вечером мы едем в Майнц.
Обернувшись с порога, он добавляет, подняв указательный палец:
— Ровно в двадцать три часа. Передача выходит в прямом эфире.
14
ZDF(Zweites Deutsches Fernsehen) — Вторая германская телевизионная программа.
Ликующий вопль Лиама прикрывает его отход. Взволнованный мальчик бегом выскакивает из-за стола и, обогнув его, повисает на Себастьяне, вцепившись в его рубашку. Одновременно с ним Майка устремилась к окну. Лихорадочными движениями она прогоняет назад во тьму какое-то выпорхнувшее оттуда существо.
— Там был сыч! — волнуется Майка. — Вы видели? Это же просто поверить невозможно!
— Папочка! — вопит Лиам. — Тебя будут показывать по телевизору? Ты поедешь?
— Можно подумать, что я отправляюсь на войну!
Хлопает дверь ванной. Себастьян ищет глазами взгляд Майки, но та, свесившись из окна, все еще всматривается в ночную тьму вслед небывалой птице. Себастьяну в душе сейчас совершенно не до смеха, между тем его живот сам собой задергался. Словно вырывающиеся из бутылки воздушные пузырьки, смешинки подкатывают к горлу, потряхивая прижавшееся к отцу тельце Лиама. Услышав собственный смех, Себастьян понял, что жребий брошен. Оскар построил расчет на его гордости и так повел дело, что не принять вызов Себастьян не смог.
— Ах ты, прохвост! — крикнул Себастьян через переднюю.
Отчего именно это дурацкое словечко пришло ему на ум, Себастьян и сам не мог бы сказать.
7
На столе остались три пустые винные бутылки. Окно закрыто, о него бьются мотыльки. Старшие перешли в гостиную. Через две комнаты от них Лиам познаёт бессонницу. Тихая музыка витает в облаках дыма под потолком. Себастьян сидит на кушетке, вертит бокал, взбалтывая лужицу скотча на дне, и наслаждается жаром, который согревает ему живот, сам не зная, алкоголь ли его вызвал или чувство счастья. Оскар и Майка танцуют, покачиваясь от вина и усталости. Она закрыла глаза и прислонилась щекой к его плечу. Себастьян смотрит на танцующих, нежась в мягких подушках. Свободной рукой он шарит в их глубине, словно в поисках рычага, чтобы остановить летучее мгновение. Это последний счастливый вечер в их доме; что же касается Себастьяна, то ему еще очень повезло, благо человеку не дано заглянуть в будущее.