Тёмная ночь
Шрифт:
Да, участковому тоже повезло. Он отделался раскроенной головой, если не считать крупных служебных неприятностей, которые на него потом обрушились, за грубое нарушение служебной дисциплины, ротозейство и утрату табельного оружия. Но, главное, жив остался.
А Кирзач, растворившись в московских улицах, не отказал себе в еще одном удовольствии. Из ближайшего телефона-автомата он позвонил "оружейнику", который должен был снабдить его стволом.
– Слушаю, - сказал голос с легким татарским акцентом.
– Это Кирзач.
– Кирзач? Где ты? Давно тебя ждем.
– Скоро буду.
И Кирзач повесил
"Ждем". Выходит, он не один? Что эта оговорка значит? Иногда человек говорит "ждем" и когда он один, особенно все эти восточные люди.
Нет, он не один. Кирзача ждет засада.
Что ж, пусть ждет. Они его сразу убивать не будут, они захотят нечто вроде суда воровской чести устроить. К тому же, им неизвестно, что у него уже есть ствол, они будут считать его безоружным и относиться к нему соответственно.
И Кирзач отправился по адресу, заученному наизусть.
Переться пришлось до станции "Моссельмаш", а там еще разыскивать небольшой домик, стоявший на отшибе. Кирзач постоянно держал руку за пазухой - ведь любой милицейский патруль мог его опознать и остановить, и тогда отстреливаться пришлось бы немедленно. Но обошлось. Правда, когда он добрался до двери нужного дома, он был весь в поту.
Кирзач постучал, дверь открыл коренастый татарин.
– Кирзач? Заходи, дорогой.
Кирзач следом за хозяином прошел в комнату, где сидели трое. Одного Кирзач знал: Балабол, крутой бандюга, которому и самые авторитетные воры побаивались перечить. Вот, значит, каких людей отрядили на отлов Кирзача. Двое других были Кирзачу неизвестны.
Балабол встал, с медвежьей своей тяжеловесностью.
– Здорово, Кирзач...
Кирзач не дал ему договорить. Выхватив пистолет, он в секунду перестрелял всех четырех. Последним пулю получил татарин - как самый неопасный из всех.
Потом Кирзач обыскал трупы.
Стволы были у всех трех. Кирзач выбрал тот, что получше, добавил к своему милицейскому. Из двух других вынул патроны, ссыпал в карман. Теперь он был экипирован, что надо.
Обыскав дом, он нашел еще три коробки с патронами.
Потом он обшарил трупы на предмет документов. При Балаболе документов не было. Но это ничего. Больше всего Кирзача интересовали документы одного из неизвестных, малость похожего на Кирзача. Учитывая качество и размер фотографий в паспорте, вполне можно было бы воспользоваться.
Да, фотография оказалась подходящей - не очень четкой, и вполне могла сойти за фотографию самого Кирзача, сделанную несколько лет назад.
Звали неизвестного Василий Викторович Пушков. Год рождения - тысяча девятьсот девятнадцатый. Сойдет.
Имя Кирзачу ничего не говорило.
Теперь, с паспортом, к которому никакая милиция не придерется, он спокойно выберется из Москвы. Да он уже на окраине, всего-то осталось на электричку сесть и совсем исчезнуть в Подмосковье. У него есть двое суток, чтобы прийти в себя. В какой-нибудь деревне комнату у бабули снимет. Больше ни капли алкоголя, зато - побольше мяса. И отоспаться, нервы в порядок утрясти. Он все успеет, все сделает...
24
...- Вот так, - закончил полковник.
– Трупы не сразу обнаружили и, в итоге, только через сутки экспертиза установила, что четверо в доме Файзулина были убиты из пистолета участкового инспектора Коврова, - Высик кивнул сам себе: все милицейское оружие отстреляно и занесено в картотеки, поэтому милицейский "ствол" быстро определишь.
– То есть, Кирзач перебил засаду и ушел. Самого Балабола положил, не шутка. Теперь он, понимай, вооружен до зубов. И отлеживаться может где угодно. У одного из убитых, немного похожего на Кирзача, не было при себе паспорта. Тут мы с ворами договорились, скинули они нам информацию. Беспаспортным оказался некий Василий Викторович Пушков, девятнадцатого года рождения, в блатном мире - Волчок. Поэтому рассылаем ориентировки не только на Денисова, но и на Пушкова, ты тоже вот-вот получишь. Воры рвут и мечут, мечтают Кирзача на куски порезать, но мы предупредили их, чтобы к тебе не совались. Столько наших людей нагоним, что воровские засады могут только все спутать и к лишним конфликтам привести. Ну, они это понимают.
– Как участковый?
– поинтересовался Высик.
– В больнице валяется, скотина, в реанимации. Состояние средней тяжести. Врачи говорят, жить будет. Григория Семыкина трясем, а что толку? Нашел собутыльника, готового на свои поить, и обрадовался, и во все его сказки поверил. Ладно, пусть посидит. Может, умнее станет. Одно интересно: Кирзач подбивал Семыкина взять его с собой, в ночную смену. Тут, сам понимаешь, какие выводы напрашиваются.
– Понимаю.
– В общем, завтра я сам подъеду. Готовься принимать дорогого гостя.
– Всегда вам рад, товарищ полковник.
– Не гуди, радоваться потом будем, когда все кончится.
И полковник повесил трубку.
Высик какое-то время задумчиво сидел у телефона, потом встал, одернул китель, подошел к окну.
– Завтра, значит...
– пробормотал он.
– Ну-ну.
За окном тяжеленный тягач вез бетонные блоки для новой пятиэтажки. А может, для комбината бытовых услуг, который строился на месте старого кладбища - того самого, по которому Высик некогда за вурдалаком гонялся.
Странное Высиком овладело состояние. Где-то на грани между усталостью и легкостью, оно было скорей похоже на безмятежность. Так ученый удовлетворенно вздыхает и опускается в кресло, когда после многих неудачных опытов наступает череда успешных, и оправдан труд многих лет, и сделано крупное открытие... И неважно, что потом это открытие может принести смерть тысячам и десяткам тысяч людей, важен миг свершения - тот миг, когда прикасаешься к самому краешку той истины, которая навеки останется сокровенной. Ньютон сравнивал себя с мальчиком, собирающим красивые камешки на берегу огромного океана. В какой-то момент любой ученый чувствует себя таким мальчиком. Да и любой человек.
И еще что-то было, кроме безмятежности. Может быть, тихое удивление, приходящее, когда человек осознает: ему откуда-то заранее сделалось известно, что и как будет. И такое тихое удивление больше сродни не безмятежности, а напряженности: нельзя без напряжения ожидать, и вправду ли сбудется твое предвидение.
Запереться дома, еще раз все продумать, чтобы при этом никакая сволочь другими делами не отвлекала…
Высик отвернулся от окна, прошел в кабинет Никанорова.
– Принимай командование, - сказал он.
– Я сегодня паузу беру. А завтра к нам столько высокого начальства наедет, что только держись.