Темная сторона души
Шрифт:
– Тетя Маша, – прерывающимся голосом прошептала Ирина, – мне кажется, кто-то забрался… сюда…. к нам. Я звуки слышала. Шаги.
Маша села на кровати, быстро соображая.
– Ирочка, тебе показалось, – сказала ласково, но по-прежнему тихо, пытаясь понять: можно ли выбить стекло в доме так, чтобы находящиеся в нем не услышали. Подумав, решила, что нельзя. Ирина была впечатлительной и нервной, легко могла принять сон за явь. «Показалось девочке спросонья… вот и испугалась до полусмерти», – решила Маша.
– Мы с тобой сейчас спустимся вниз, – вполголоса произнесла она, – и ты убедишься, что
– Я боюсь! – Ирина вцепилась ей в руку так, что Маша чуть не вскрикнула от боли. – Они… как они вошли в дом, тетя Маша?!
– Прекрати сейчас же, – сквозь зубы приказала Маша, отдирая ее цепкие пальцы. – У меня из-за тебя синяк будет!
Ирина разжала пальцы, и Маша встала, сунув ноги в пушистые тапочки.
– Свет не включай, а то Костю разбудишь, – предупредила, хотя Ирина не сделала и движения к выключателю. – Пойдем.
Медленно они спустились по лестнице: Маша впереди, внимательно глядя себе под ноги, девушка – за ней. Оказавшись внизу, Маша прислушалась. Тишина. Снаружи заорал диким голосом кот, и она почувствовала, как дернулась сзади Ирина.
– Да не вздрагивай ты! – с легким раздражением попросила Маша. – Сама себя пугаешь.
Она прошла по коридору, заглянула в комнату детей. Димка лежал неподвижно, накрывшись одеялом с головой, и его нога свешивалась с кровати.
– Я его не будила, – прошептала Ирина ей на ухо.
«И правильно сделала, – подумала Маша, – не хватало нам мальчишку пугать. Он и так у Вероники пуганый».
Дойдя до веранды, она потянула на себя дверь, и та бесшумно открылась. По ногам сразу повело холодом, и Маша порадовалась, что не забыла надеть тапочки.
– Вот видишь… – начала она, обращаясь к девочке, и осеклась.
Дверь на веранду была приоткрыта, и за ней начиналась темнота – не тот сумрак, что был наверху, в мансарде, а настоящая ночная темнота, глубокая, как вода. Маша застыла перед этой темнотой, в один миг почувствовав свою полную беспомощность – из-за темноты, из-за открытой двери, которую она закрывала перед сном на крепкий засов, из-за того, что кто-то вошел и сейчас был внутри – в доме, в котором спали Димка Егоров и ее собственный сын.
Первой ее мыслью было выскочить из дома, перебежать через дорогу и разбудить соседей. Но уже в следующий момент Маша передумала – нельзя было оставлять в доме перепуганную до полусмерти девушку и двух беззащитных детей. Она не знала, что собирается делать тот, кто оказался в доме, и никак не могла понять, как ему удалось открыть засов. «Вор?» – мелькнуло в голове. При мысли о том, что их посетил всего лишь вор, Маша испытала облегчение. Но облегчение тут же сменилось страхом, который никак не удавалось подавить: воровать у Егоровых нечего, и потенциальный взломщик должен был об этом знать. Да и зачем забираться в дом, где находятся женщина и трое детей, способных поднять крик в любую секунду?
– Не отходи от меня, – шепнула она Ирине, но та и не думала отходить.
Маша подбежала к двери и торопливо захлопнула ее. На долю секунды ей показалось, что за дверью скользнула какая-то тень, и, закладывая засов, почувствовала, что руки дрожат. Прислушалась – но ничего не было слышно, кроме тихого дыхания Иры за спиной. Маша сбросила тапочки, босиком подкралась к столу и на ощупь нашла кухонный нож, лежавший возле раковины. Крепко сжимая холодную металлическую ручку, Маша жестом приказала Ирине идти за ней, а сама двинулась к комнате Димки. По босым ногам тянуло из щелей в полу. «Господи, кто же здесь? В какой комнате он может быть?» – судорожно просчитывала Маша варианты, а сама тем временем уже тихонько трясла мальчика за плечо, отгоняя от себя мысль, что тот, кто проник в дом, успел подняться в мансарду.
Димка проснулся молниеносно, как редко просыпаются дети, и Маша зажала ему рот рукой.
– Т-ш-ш, – шепнула она. – Не шуми, пойдем, устроим Косте сюрприз.
Ничего лучше она не смогла придумать наспех, но мальчик послушно встал и, как сомнамбула, пошел за Машей, взяв за руку сестру.
По лестнице они почти взбежали, и Маше пришло в голову, как комично они выглядят со стороны – мальчишка, девочка и женщина, выставившая перед собой кухонный нож, которым вчера резала картошку. С бьющимся сердцем Маша распахнула дверь, панически боясь увидеть внутри человека, склонившегося над Костиной кроватью. Но в комнате никого не было, и Костя по-прежнему посапывал во сне.
Маша шумно выдохнула, словно ее отпустила боль. Теперь, когда все дети были рядом, она почувствовала себя уверенней, гораздо уверенней. «Пусть только попробует…» – подумала она, не закончив мысль, и наклонилась к сыну. Ирина за ее спиной закрыла дверь на ключ.
– Костя, вставай, – попросила она, почти не понижая голоса. Как и Димка, он проснулся сразу. – Кажется, кто-то забрался в дом, – коротко объяснила Маша, и глаза его изумленно расширились. – Что делать будем?
– Свет включим, – шепотом ответил Костя. – Мне в темноте страшно.
Она закрыла дверь перед самым его носом. Он глазам не поверил, когда, оказавшись перед домом, увидел приоткрытую дверь и услышал тихий шепот за ней. Все, что нужно было, – это толкнуть ее и оказаться внутри, но он не успел. Ничего, успеет в другой раз. Похоже, он может считать себя везунчиком.
Он хорошо помнил ощущение торжества, охватившее его, когда рыжая телка металась по бане и дрожала – он был уверен, что дрожала! – вся, от полной подрагивающей груди с просвечивающими через майку сосками до рыжих волос, вставших дыбом, как шерсть у кошки – везде, даже в срамном месте. Наконец кто-то боялся его, и он чувствовал, какое упоительное ощущение – быть хозяином чужого страха. До сих пор ему приходилось бояться самому. Всю жизнь приходилось дрожать и унижаться, но теперь он с лихвой мог возместить минуты своего страха, своего позора – ценой чужого.
Он замер под окном, прислушиваясь к голосам. Голоса были приглушенные, испуганные. Правильно, так и должно быть. Он отогнал от себя мысли о том, до чего приятно было бы подмять под себя ее загорелое тело, запустить пальцы в рыжие волосы, заставить ее запрокинуть голову и рыдать, умоляя его отпустить, не бить ее. Эти мысли можно будет впустить потом, когда он целиком насладится тем, что собирался сделать, а сейчас они только отвлекали его – из-за них ладони у него неприятно потели, а между ног начинало ныть сладко и тяжело. Потом, потом, когда он вернется домой. А сейчас…