Тёмная сторона Ио
Шрифт:
От неожиданности я на время потеря дар речи. Послышались голоса, смех… такой знакомый. «Сапоги-и-шаровары» начали поочерёдно меня пинать, кто-то начал бросать в меня острую гальку. Лица поднять мне не давали, с риском потерять глаз, если только, поэтому я окончательно пригнулся к земле, закрывая голову руками. Сквозь гоготания толпы и их каркающие реплики я различил, как возмущается Одуванчик и как плачет Антарес, о котором я совсем забыл! Младший брат всю поездку провёл совершенно беззаботно, в мире грёз, чем несказанно облегчил мне жизнь, но позволил о себе забыть. Побои с камнепадом прекратились и «Сапоги» замолчали, как ни странно, но меня это совсем не радовало. Теперь всё безмолвие гор ИстАрь захватил надрывный плач брата. Неожиданно даже для себя самого я вскочил и ринулся к своей кобыле, попутно выхватив у одного из «Сапогов» какой-то клинок из ножен. Возле Одуванчика «Сапогов» было двое – на обоих тёмно-бирюзовые кафтаны с вышивкой как на обуви, на головах у них были платки в цвет шаровар. Один тщетно пытался успокоить беснующуюся лошадь, а другой заглядывал в колыбельку.
– НЕ СМЕЙ! – не столько с угрозой, сколько с отчаянием прорычал я.
Теперь все смотрели исключительно на меня… Сжав рукоять(явно одноручного) клинка двумя руками я, не успев придумать ничего лучше, принялся махать ей в воздухе. Делал я это, очевидно, настолько же быстро, насколько и не умело, заставляя тонкое лезвие постоянно свистеть и чертить серебристые кривые в редком горном воздухе. Обнаружив, что «Сапоги» явно сомневаются в моей адекватности я вонзил своё оружие в колено Второму и толкнул его на Первого, взлетев на Одуванчика, которая тут же начала брыкаться как ненормальная, потому что те Двое пытались её схватить. Антарес разразился новым оглушительным визгом. Опасаясь, что он выпадет, так как ремешки, до этого помогавшие ему не выпадать, были разрезаны. Я взял его на руки и крепко прижал, рискнув общаться с Одуванчиком исключительно мысленно. Она слушала и ретировалась назад мелкими шагами. «Сапоги» наступали. Я почувствовал, что плачу. Во рту слёзы смешались с песком и кровью. Мне ничего не оставалось, кроме как следить за движениями врагов и лишь крепче прижимать хнычущего брата, шепча ему что-то нечленораздельное, но отдалённо похожее на «всё хорошо».
«Сапоги» продолжали наступать, время от времени то один, то другой выскакивал вперёд, расчерчивая перед самым носом Одуванчика сияющую полосу шашкой. Отклоняясь назад, кобыла то и дело скользила и спотыкалась, а я отчаянно пытался сохранить равновесия, уже не слыша ничего кроме собственного сердца и испуганных хрипов лошади.
– ЧТО ВАМ НУЖНО?! – прокричал я, окончательно сорвав голос. – ПРОЧЬ! ПРОЧЬ!
Почти в последнюю секунду я успел заметить, выпущенную кем-то стрелу, окрашенную в мёртвое сияние трёх юпитерских спутников. Я пригнулся к седлу настолько, насколько это позволял мне сделать Антарес. Я ощутил как холодный металл чиркнул мне по левой лопатке, тёплые струйки одна за одной скатились по спине. И вновь голоса. Голоса тех искалеченных существ – моих сородичей. Только теперь они не просят о помощи… впрочем, я не понимал ни слова ни тогда, ни теперь, но хором произносят какие-то слова, что находили отклик на подкорке моего мозга и я их запоминал, чётко проговаривая каждое неизвестное, но знакомое слово, вскоре перейдя на крик, без страха запрокунув голову, уставившись куда-то в межзвёздное пространство. Я чувствовал – в нас летят стрелы – не пригнуться. Нас обдало волной перламутрового сияния, который сжёг их, обратив в чёрный пепел и древко, и наконечник. С визгливым клёкотом надо мной пронеслась ослепительно белая девятикрылая галлера, вокруг которой вился рой бирюзовых глаз.
Она исчезла так же быстро и неожиданно, как и появилась. Когда я опустил голову, чувствуя, что горю изнутри, то увидел, что «сапоги» пали ниц и что-то тараторят – возможно, молятся. Я ждал. «Сапоги», как по команде, поднялись с колен и из их рядов вышла коренастая женщина, одетая абсолютно так же, только с золотым обручем поверх платка. Я напрягся, хотя едва ли она попытается сейчас на меня напасть.
– Кто ты, незнакомец? И как призвал Белого Хранителя? – заговорила она, с нескрываемым и дерзким интересом изучая меня полностью лиловыми глазами(у всех «сапогов» глаза были лиловыми!).
– Моё имя Шура… – начал я, но женщина меня перебила.
– Что за нелепая кличка! – она злорадно усмехнулась.
– Дело говоришь, Ильмина! – из толпы выступил другой «сапог», повыше и поплечистее, с левой половиной лица, изуродованной страшным ожогом, отливающим голубым. – Кто бы мог подумать, что эдакое чучело может призвать Белого Хранителя!
– И не говори, Стригак! – кивнула Ильмина, улыбаясь ещё шире. – Но всё же призвал. Ладно, шибрин*, говори, кто таков и откуда.
– Я тёмный эльф…
А дальше мои слова утонули в многоголосом роптании множества «сапогов», но Ильмина и Стригак почему-то задумались, переглядываясь и о чём-то шепчась. Закончив совещание, Ильмина что-то рявкнула на своём языке и толпа мигом стихла. Когда тишина была установлена, заговорил Стригак:
Конец ознакомительного фрагмента.