Темная сторона Москвы
Шрифт:
Илларион читал по памяти последнюю положенную перед сном молитву — пустынное правило…
И вдруг что-то взвизгнуло, застучало по деревянным полатям, загромыхало в пустых коридорах.
Илларион вздрогнул. Марк побелел от страха, а инок Иосиф задрожал как лист. От дрожи у него и зуб на зуб не попадал, и слова молитвы на ум не шли.
— Ты ли, монашек, прогнать меня пришел? — раздался сзади чей-то голос. — Иди же ко мне. Вот ужо расправлюсь с тобою!
Иосифу показалось, что голос, высокий и противно-скрипучий, шел прямо из стены за его спиной. Спина отрока сразу
А голосок хихикнул и снова позвал:
— Эй, монашек! Иди же ко мне! Расправлюсь с тобой.
Что-то свистнуло, ухнуло, завопило; сырым ветром мазнуло по лицам: враз и лампадка, и свечи погасли!
Перепуганный Иосиф вообразил себя уже в аду: до того горячо сделалось внутри; ребра жгли бока, словно уголья, сердце колотилось, а во рту пересохло так, что губы не разлепить! В полной темноте он услыхал: обрушилось что-то рядом с ним, и кто-то схватил его сзади за волоса. «Конец мне теперь», — подумал Рябик.
Но зазвучал из темноты твердый спокойный голос Иллариона: стойко продолжал монах читать молитвы.
Позади Иосифа резко зашипело; невидимая рука убралась, перестав терзать волоса.
Одна свеча возле иконы затеплилась сама собой — оказывается, пламя ее не потухло, а всего лишь дрогнуло на мгновение от порыва ветра. Илларион твердой рукой взял эту устоявшую свечу и зажег от нее лампадку и две другие свечки.
В мерцании пламени монахи увидели, что инок Марк валяется на полу с закаченными глазами. Из-под прикрытых век пугающе торчат белесые глазные яблоки, а голова инока сочится кровью, разбитая, видно, камнем, выброшенным из стены.
Не переставая читать молитвы, одну за другой, Илларион осмотрел голову Марка, убедился, что раны его не глубоки (камень острым краем только расцарапал кожу), и указал знаками Иосифу: надо уложить побитого на полати!
В ушах у Рябика шумело; к горлу подкатывала тошнота; мстилось — еще немного, и он скончается от ужаса. Но Илларион, не отводя глаз, смотрел на него в упор, и взгляд его был тверд, ласков и спокоен — словно рука, подающая помощь.
Иосиф обхватил лежащего в обмороке Марка за плечи и вместе с наставником, который не прекращал молитвы, взгромоздил тяжелое тело на полати.
Илларион читал до самой зари; Марк спал, оглашая богатырским храпом стены обители, а Иосиф Рябик пребывал на границе полусна-полуяви, с вытаращенными до боли глазами, опасаясь заснуть, жгучим огнем горя и одновременно в полной бесчувственности. Когда настало утро и угроза встречи с демоном миновала, он просто свалился на пол кельи, будучи уже без сил, и немедленно заснул.
Илларион лег отдыхать с криком петухов.
А на другую ночь демон, казалось, будто бы даже усилился…
Несмотря на то, что инок Марк, очнувшись от потрясения, встал со своего ложа и, верный долгу, читал молитвы вместе с Илларионом — хоть и слабым голосом, но все же вторил наставнику — на этот раз демон при чтении Святого Писания не замолкал, а продолжал вопить, бесчинствовать и разговаривать с монахами. Разговоры эти более всего удручали несчастного Рябика.
Бедный инок, хоть и выспался
Особенно же обидно, что сам он на этот ужас напросился.
Накануне Илларион его спрашивал:
— Ну, что, отрок, выдержишь духовный бой?
Рябик только кивнул в ответ. Не признался Иллариону, каково ему приходилось: а вдруг наставник возьмет да и отошлет от себя? А здешний черт, по слухам, привязчивый — не ровен час, прицепится?! И добьет тогда Рябика в одиночку. С бесовскими силами такое бывает — пристанут к тому, кто послабее… Это им, нечистым духам, на доблесть.
Оказаться же с демоном наедине, без своего почитаемого и горячо любимого наставника, который Иосифу приходился почти что заместо отца — о таком ужасе Рябик и помыслить не хотел! Он предпочел остаться в обители: пускай с чертом, но зато уж и с Илларионом вместе. И будь что будет!
Стоя на молитве рядом с иеромонахом, не чуя под ногами земли, отрок едва шевелил сухими губами, повторяя: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, грядый судити живых и мертвых, помилуй нас, грешных, прости грехопадения наши, и имиже веси судьбами, сокрый нас от лица антихриста в сокровенной пустыне спасения…»
— А за голыми девками в бане подглядывал? — спросил, пришепетывая, демон прямо в ухе Иосифа, будто там себе новое гнездо свил. — Я знаю: подглядывал!
Иосиф сбился и, заглотив слюну, промолчал. Самое ужасное: Илларион с Марком ничего не услышали. Читали себе по-прежнему, без запинок, будто так и надо. Неужто нечистый разговаривает теперь только с ним, с Рябиком?!
— Ну, что ж ты сробел? Иди ко мне! Я тебя приголублю…
Пылая лицом и замирая от ужаса, Рябик почувствовал, как кто-то мягко прижался к его левому боку. Боясь отвести глаза от пламени лампадки и чистого лика Богоматери, дрожащей рукой попытался он оттолкнуть то, что навалилось на него. Пальцами нащупал… Мать честная! Голая человеческая нога! А вдоль нее — длинная коса свисает. Девка… невидимая! От такого открытия инок чуть на месте не помер.
А голая невидимая ведьма принялась беззастенчиво елозить ногой по иноческим костлявым мощам, горячо нашептывать какие-то срамные невообразимые слова в ухо…
И никто ее не чуял, кроме Иосифа!
— Изыди, — собравшись с силами, прошептал Рябик. — Оставь меня, говорю, оставь!
Пихнул невидимую рукой да угодил во что-то липкое, страшное. Кровь не кровь, какая-то жижа болотная… Под рукою захлюпало.
— Уйди, брысь от меня!!! — заорал в ужасе Рябик.
— Ой, плакса! Ну и плакса! — пропищал за его спиною голос.
Страшнее всего был он для инока Иосифа — такой явственный и такой НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ… Бесовский.
Иосиф закрыл глаза и, едва удерживаясь на ногах, попытался вторить товарищам: «Господи, иже еси на небесех…» И сбился.
Демон захохотал; громовые раскаты хлестнули по стенам; мигом со всех сторон посыпались на монахов камни. Повыпрыгивали из стен и, со свистом рассекая воздух, летали, едва-едва не задевая лиц.
— Убьет же! — уворачиваясь от камней, взвизгнул Марк щенячьим каким-то голоском.