Темная сторона Солнца
Шрифт:
– Я хотел бы знать всю правду. Думаю, у меня есть на это право. В последнее время со мной многое происходит, и у меня сложилось впечатление, будто все, кроме меня, знают, что именно.
Встав, Джоан подошла к алтарю. Подтянувшись, она села на край пьедестала и на удивление по-девчоночьи заболтала ногами.
– Твой отец, мой сын, был одним из двух лучших вероятностных математиков, которых когда-либо знала наша Галактика. Полагаю, про вероятностную математику ты уже узнал. Она существует около пятисот лет. Джон ее усовершенствовал. Он постулировал Эффект Рытвины, и, когда его существование было доказано, из игрушки В-математика превратилась
Джон проделал такое для тебя. Ты был первым, кого исчислили подобным образом. У него ушло на это семь месяцев, и мы по сей день жалеем, что не знаем, как ему это удалось, потому что даже Банк не может хотя бы с какой-то долей точности исчислить личность менее, чем за год. Твой отец был гением – во всяком случае, в том, что касалось вероятностной математики. Он… В отношениях с людьми, однако, он был не настолько талантлив.
Она бросила на Дома вопросительный взгляд, но Дом на приманку не поддался.
– Как тебе известно, – продолжала она, – он был убит в топях.
– Я знаю.
Джон Сабалос смотрел за сверкающие на солнце топи. Стоял отличный день. Аналитически изучив свои эмоции, он пришел к выводу, что испытывает удовлетворение. Улыбнувшись про себя, он достал новый куб памяти и вставил его в прорезь записывающего устройства.
– И по этой причине, – начал диктовать он, – я сделаю последнее предсказание относительно моего будущего сына. Он умрет в день своего полугодолетия по противусолоньскому летоисчислению, и это будет тот самый день, когда он вступит в должность Планетарного Председателя. Орудие убийства: выброс энергии в той или иной форме.
Он на несколько секунд выключил диктофон, собираясь с мыслями, потом начал снова:
– Наемный убийца: ничего сказать не могу. Не думай, что я не пытался это выяснить. Я вижу только лакуну в уравнениях, дыру, быть может имеющую силуэт мужчины. Если это так, то это человек, которого континуум обтекает, как вода валун. Я знаю, что после покушения он сбежит. Я могу чувствовать его контуры в ваших поступках, где он представляется… черт, еще одно сравнение… вакуумом, созданным из тени. Думаю, он работает на Шутниковский Институт, а Институт предпримет отчаянную попытку убить моего сына.
Помолчав, он поглядел на свое уравнение. Оно было отточенным, совершенным, словно полированный срез агата. Оно обладало внутренней красотой.
Далекий блеск башни притянул взгляд Джона. Он поднял глаза. Нет, время еще не подходящее, еще рано. Через час…
– И теперь, Дом, когда ты разрываешься между шоком и изумлением, что ты видишь? У твоей бабушки сейчас так же поджаты губы, такой же решительный взгляд, какие бывают в минуты стресса? Кстати, а как прошло празднование?
Ты – мой сын, Дом, но, как ты, вероятно, узнаешь, у меня много сыновей – бесчисленные миллионы. Я говорю в настоящем времени, хотя следовало бы говорить в прошедшем. Ибо в тех миллиардах вселенных, которые теснят нас со всех сторон, они, как я и предсказал, мертвы. Ты, человек из плоти и крови, одновременно единственный шанс, лежащий на долгом пути после запятой. Единственный шанс, что я ошибся. Но любой, изучающий вероятность, вскоре осознает, что по своей природе один шанс на миллион выпадает девять раз из десяти и что самые большие шансы сводятся к двучастной формулировке: оно случится или оно не случится.
Я изучал тебя и одну на миллиард Вселенную, в которой ты теперь находишься. От основного континуума она отделилась в точке твоей не-смерти. Вселенные сродни звездам, присутствующим в некоторых из них. Большинство идет проторенной тропой. Но некоторые, в силу перекоса фотона, движутся в рамках странной последовательности событий, которая приводит их к суперновой звезде или к невозможным дырам в космосе. Отбившиеся от рук Вселенные рушатся под давлением парадокса или… чего-то другого?
Я попытаюсь оказать тебе помощь, потому что она тебе понадобится. Твой убийца происходит из твоей нынешней Вселенной, это-то ты понимаешь? Он хотел помешать тебе открыть нечто, что сделает твою одну на миллиард Вселенную самой великой среди всех альтернативных. Но у меня есть слабое подозрение, а именно: то, что тебя спасло, также пришло из твоей Вселенной. Я многое видел в твоей Вселенной, вот только так и не нашел способа, как тебе об этом поведать, ведь, поверь мне, Дом, расскажи я то, что мне известно, давление парадокса разорвало бы твою Вселенную по швам.
Отложив диктофон, он рассеянно вышел во внешний офис. Щелкнув, ожил робот-секретарь.
– Если мне кто-то позвонит, я пошел к башне. Я… эээ… скоро вернусь.
– Да, господин Председатель.
– У меня на столе ты найдешь куб. Пожалуйста, пошли его госпоже Джоан.
– Непременно.
Закрыв дверь, Джон Сабалос вернулся к столу. Он все еще был одет в черное с коричневым одеяние для празднования Страшдества прошлой ночью. Он еще не ложился, но испытывал упоение. Разумеется, это ложное чувство. Знать будущее еще не значит его контролировать. Просто тебе кажется, будто ты его контролируешь. Он снова взял диктофон.
– Но кое-что я все же могу сказать. Во-первых, если будешь искать в правильном месте, ты откроешь планету Шутников. Во-вторых, твоей жизни будет грозить опасность. И в-третьих… погляди в угол комнаты! Беги, спасай свою жизнь!!!
Выключив диктофон, он положил устройство на стол.
Где-то за стенами, на восточном газоне кто-то неумело играл на фнобском цитречлонге. Джон вышел из кабинета. Из кухонных куполов доносился лязг старого электрического компьютера Джоан, а значит, она проверяет домашние отчеты за одну восьмую года.
Он сделал глубокий вдох. Что-то искажало его восприятие третьего измерения, и все вокруг проступало слишком рельефно. Навыки адепта вероятности позволили ему установить причину. Мир подобен вину, потому что это его последний день здесь. Последние капли вина. И его убьют до того, как он откроет мир Шутников. Будем надеяться, Дому повезет больше.
У длинной пристани подпрыгивал в морской зыби его личный флайер.
Скользнув, закрылась дверь. Легким шагом Джон двинулся к пристани, подавляя поющую в нем бурную радость, потому что смерть – дело серьезное.
Голос отца смолк, проекция из куба памяти исчезла. Дом резко поднял взгляд.
В воздухе комнаты блеснула какая-то точка, словно бы частица металлической пыли. Он услышал голос Джоан, каждое слово бодрящее, как морозный воздух.
– Самхеди Суббота, тут еще одна. Приготовьтесь.
– Что это? – спросил Дом. Точка как будто выросла.
– Коллапсированный протон. Стало понятнее?
– Конечно. Как матричный двигатель.
– Вроде того. Но, судя по виду, оно уже поглотило собственный атом. Ты видишь всего лишь угловой эффект преломления света. Оно контролируется.