Темница тихого ангела
Шрифт:
Вскоре они были на месте и оставались сидеть в машине, ожидая известий. Торганов волновался не меньше начальника колонии, но все же надеялся, что все прошло гладко. Если бы случилось иначе, то Пятакову наверняка сообщили бы по рации.
Так прошел еще почти час, когда наконец включилась рация и полковнику сообщили, что у врачей какая-то нестыковка, так как в колонию только что прибыла еще одна медицинская машина, но когда врачи узнали, что больную уже отправили в больницу, то сразу уехали, не стали даже в ворота въезжать. На всякий случай прапорщик Редько записал номер и этого микроавтобуса.
– Странно, –
В это время Николай увидел, как мимо проехала белая «девятка» с петербургскими номерами и остановилась у обочины в шагах двадцати перед «уазиком», в котором они сидели. Николай начал доставать из сумки деньги и выкладывать пачки на колени Пятакова.
– Пересчитайте!
– В чем дело? – растерялся полковник.
– Все, – сказал Торганов, – огромное вам спасибо.
– Так мне еще не доложили.
– Потом узнаете, а я спешу.
Николай вышел из машины и перед тем, как захлопнуть за собой дверь, кивнул ничего не понимающему Пятакову:
– Не задерживайтесь, а то ваше отсутствие может показаться подозрительным.
«Уазик» развернулся и поехал по направлению к центру города. Торганов пошел к «девятке», не останавливаясь, миновал ее, свернул во двор дома, и вскоре оттуда выехала красная «Мазда» и направилась в сторону Московской трассы. Белая «девятка» тут же тронулась с места и двинулась следом с такой же скоростью.
Но проехали обе машины немного: перед самым выездом из города они остановились. Торганов подошел к «девятке», чувствуя, как замирает его сердце. Но когда открыл дверь, протянул руку Тане и произнес легко – так спокойно, словно они расстались всего час назад:
– Поедем в моей машине.
Она вышла, и он удивился тому, что Таня стала совсем иной. Если бы встретил ее просто на улице, оглянулся, быть может, но не узнал бы наверняка. Посмотрел бы вслед, точно так же, как сделал бы любой мужчина при встрече с незнакомой красавицей.
Он не узнал ее, потому что она стала другой, какой, может быть, и не была никогда. Она не могла быть такой, какой он ее видел в последний, а скорее всего, в единственный раз встречи во взрослой жизни – и то недолго, всего одно мгновение или чуть больше, когда ее вытащили из каменного мешка, чтобы показать ему. Тогда она боялась посмотреть на него. А теперь он сам боялся скосить глаза, чтобы не увидеть стройные ноги, обтянутые джинсиками – теми самыми, что он выбирал для нее в Москве. Тогда Таня была темноволоса и коротко стрижена, а теперь у нее были длинные светлые волосы, от нее пахло дорогими духами и роскошью.
Он посмотрел на ее пальцы и увидел накладные перламутровые ногти и то самое купленное им обручальное кольцо. Второе было на его собственном пальце. Надо было что-то говорить, и он спросил только:
– Это у тебя парик?
– Да, – ответила она тихо.
Хотя глупо спрашивать: он же видел ее недавно – месяца не прошло. И прекрасно помнил, какие у нее волосы.
– Как настроение?
Вопрос еще более глупый! Как должен чувствовать себя человек, сбежавший из колонии самого строгого и самого особого режима, человек, за которым гонятся и которого могут убить запросто?
– Мне очень хорошо сейчас, – ответила Таня, глядя на пролетающие мимо кусты.
Теперь они шли за «девяткой»
Инспектор представился неразборчиво и попросил документы. Долго и внимательно изучал их, потом попросил Николая выйти и открыть багажник. В багажнике не было ничего интересного – только две спортивных сумки. Инспектор не стал обыскивать их, обошел машину и, остановившись возле пассажирского окошка, обратился к Татьяне:
– Девушка, позвольте взглянуть на ваши документы.
Таня достала из курточки паспорт и протянула милиционеру. Тот пролистал его и сказал:
– Людмила Валерьевна, попрошу вас снять темные очки и выйти из машины.
Таня вышла из машины так грациозно, что инспектор покраснел от стыда. Потом он посмотрел на нее снизу вверх и понял свою ошибку. Он вернул ей паспорт и взял под козырек. А Николаю дал отмашку рукой:
– Можете ехать!
Теперь стало ясно все: их ищут. Не лично Торганова, конечно, а похитителей, и, разумеется, в первую очередь сбежавшую преступницу Татьяну Рощину. Видимо, уже сообщили всем постам и патрульным машинам приметы: ее рост, цвет волос и цвет глаз. Наверняка сообщили, что она бледна и слаба. Но теперь лицо Тани, словно загаром, покрыто тональным кремом, а на веках сверкают блестки.
Они умчались к Москве, а инспектор ГИБДД смотрел вслед «Мазде».
К нему подошел напарник и сплюнул на асфальт.
– Во, повезло! Перехват объявили: теперь точно придется до середины ночи тут киснуть!
Но приятель, казалось, не слышал его.
– Ты эту девку видел? – спросил он.
– Ну, – ответил напарник.
– Это тебе, блин горелый, не «ну»! Это такая, я тебе скажу… Такие пешком не ходят, а только на иномарках.
– А что у нее за мужик?
– Кто его знает. Хотя фамилия вроде знакомая – Торганов.
– Ну, ты даешь! – удивился напарник. – Не знаешь, кто такой Торганов! Да он в московском «Спартаке» в полузащите играет.
Напарник задумался, а потом снова плюнул на пыльный асфальт.
– Или в ЦСКА.
Николай вел машину и размышлял. Брошенный в лесу медицинский «рафик» отыщут с вертолета часа за три. По идентификационному номеру установят фамилию владельца. На это уйдет еще час или два. Потом отправят ориентировку в Петербург с требованием отыскать и задержать подозреваемого. Естественно, по указанному адресу направят участкового, но пока участкового отыщут, пока дадут указание, пока он осознает всю важность порученного ему дела, пока не опустеет последняя бутылка пива на его служебном столе – наступит вечер. Может быть, даже глубокий вечер. Участковый инспектор отложит проверку адреса до утра. Конечно, может случиться, что брошенный в лесу медицинский микроавтобус отыщут быстрее, участковый окажется исполнительным, или пошлют по адресу проживания Андрея Ивановича Бородавкина не участкового, а группу захвата ОМОН, и тогда возникнут некоторые проблемы. Впрочем, какие могут быть проблемы, когда Татьяна уже сидит рядом и смотрит на летящую навстречу дорогу, освещенную солнцем?