Тёмное пламя

Зима Ольга

Поднимается и отходит, шурша листьями, не нарочито, обыкновенно, хотя сам по себе звук кажется слишком тихим.

Да, мой Дей, привыкать, похоже, придется заново.

Глава 25. Дыхание зимы

Мой Дей застыл неподвижно и сидит, замкнувшись глубоко в себе, что вовсе на активного волка не похоже. Ворона в это время хозяйничает на поляне. Слышно шуршание опадающей обратно вниз, висевшей в воздухе листвы, снова приоткрывается дверь с белым светом — судя по волокущимся телам друидов, Бранн затеял уборку. Неблагой выбрасывает

тела людей куда-то по ту сторону магии и мира, поправляет косяк, состыковывая то, что было недостыковано, поднимает отдельные вещи, оставшиеся от нападающих — где меч, где рассыпавшиеся руны, предрекающие близкую смерть или найденную жизнь, а где даже пергаментный свиток. Выбрасывает это тоже вслед за телами, закрывает дверь.

Мой волк так и не пошевелился за все время. Подрагивают немножко разве что пальцы на земле.

Шаги Вороны приближаются, обыкновенные, неторопливые, и не скажешь, что Бранн вот только прятал трупы. Вздыхает почти неслышно. Присаживается опять на корточки возле. Без вопросов подхватывает моего волка под руку, выпрямляется: легкая Ворона еле поднимает мощного волка! Слава старым богам, мой Дей слышит и чует напряжение, подхватывается сам на середине движения, укладывает руку на плечах неблагого удобнее, но на обеспокоенные вопросы по-прежнему не отвечает.

Никак.

Ворона умолкает, кажется, попросту откладывая их, тянется магией, Дей молча вцепляется в плечи, сам Бранн тоже шипит и трясет головой. Но оба ши явственно становятся бодрее.

К вечеру, когда поляна остается далеко позади, а дыхание зимы ощущается все полнее, Бранн снова заводит разговор.

— Король Дей, думаю, раз на нас ещё не напали после места силы, друидов в этой части благой границы нет, — осторожно тяжело вздыхает, как будто боится побеспокоить моего волка своей безрадостностью.

Неблагому все ещё неспокойно в тишине, а молчаливый Дей добивает его окончательно.

— Но это не значит, что их вообще нет поблизости, — перехватывает твой ремень, подстраиваясь под изменившийся шаг. — А искать заклинанием опасно, так можно их приманить, как светлячков на лампу.

Изо рта Вороны вырывается облачко пара, которое Бранн с удивлением и интересом разглядывает. Именно сейчас Дей решает очнуться:

— И когда ты собирался сообщить мне?

Тон слишком оскорбленный, мой Дей, чем ты так недоволен?

— О чем? — Бранн, кажется, вовсе непробиваем, только чуть озадачен.

— О том, что ты несешь на себе фею! — не знаю, как тебе удается рычать без рычащих звуков, мой волк, но удается.

— Фею?.. — наш неблагой озадачен сверх меры, но при этом выдыхает единственное слово еще и с облегчением.

— Если ты думаешь, что я совсем слепой, ты ошибаешься!

Мой Дей рычит опять, резко отнимает руку от левого плеча Бранна, достает длинными пальцами до левого же ушка, слегка дернувшегося из-за торопливого движения ладони.

— Вот это, по-твоему, что?! — нащупывает за острым ухом, среди полуперьев, небольшой кокон, кажется, обернутый крыльями феи, будто одеялом.

Ты не видишь, мой волк, но глаза Бранна размером с золотой! Он не ожидал! И не чуял! Но как? Как он мог нести на себе волшебное создание, не ощущая этого? Пусть фея, похоже, в спячке.

Мой волк, припомни, прошу, не было ли какого-то знака, чего-то небольшого, но приметного…

Наш неблагой тем временем сам доискивается фею, выпутывает из волос, примеривается и дует на небольшой кокон. Изо рта Вороны вырываются искры, а левая рука слегка сияет золотом — и фея на его ладони начинает разворачивать крылышки.

Точно! Да! Мой Дей! Ты вспомнил! Еще при Неблагом дворе, во дворце, после победы над Семиглавым и ужасного сна, в достоверность которого невозможно поверить до сих пор, ты влетел в спальню Бранна, а за его ухом угасало голубоватое свечение! И на поляне с арочным местом силы оно было голубоватым! Наверняка, наверняка, это…

— Шайя! — голос Вороны отдает удивлением в гораздо большей степени, чем до этого. — Как ты?.. Что ты?.. Откуда!

Крошка-фея довольно усаживается на ладони Вороны, поправляет намотанное на пояс красное ожерелье:

— Третий принц! Пилик-пилик! Как я рада вас видеть! Пилик! — и сияет своим удивительным голубым.

На Шайе по-прежнему форменные курточка и юбочка библиотеки, тем более выделяется красная нить ожерелья.

— Не называй меня так, — вопреки словам Бранн неостановимо улыбается, кажется, наслаждаясь магией, общением, знакомым голосом, присутствием неблагого мира в настораживающем и непонятном благом. — Я больше не третий принц, я передал титул сестре. Возможно, скоро у вас будет новая королева.

— Но как же, пилик! По счету, пилик, среди мальчиков, пилик, вы все ещё, пилик, третий, пилик! — Шайя нахально задирает подбородок, усаживаясь нога на ногу. — А по рождению, пилик! Принц! Пилик! — и кивает сама себе.

— Но ты лучше все равно называй меня по имени, — улыбка Вороны проясняется, ширится, — то есть, Бранн.

— Хорошо, пилик, третий, пилик, принц, пилик, Бранн! — феечка ёрничает и добивается от Вороны ещё одной улыбки. Спохватывается: — Я вовсе, пилик, забыла о приличиях, пилик!

Неблагое создание подлетает, сбрасывает на ладонь такого же неблагого принца, пусть и бывшего, красное ожерелье, потом хватает тяжесть, ну, для себя тяжесть, мой Дей, в руки и подлетает к тебе, зависает напротив твоей головы, да, мой волк, её очень хорошо слышно.

Шайя, однако, не подозревает, до чего хорош волчий слух, пиликает на пределе громкости:

— Благой! Пилик! Принц-король! Пилик! Дей! Пилик! — истинно неблагое обращение, да, мой волк, но я готов приветствовать тебя так каждое утро, если ты обещаешь хоть чуть улыбаться, как сейчас. — От лица всех друзей, пилик, нашего, пилик, третьего-принца-Бранна, пилик! Мы, низшие неблагие, пилик, вас благодарим, пилик! Парящие короли, пилик, извели бы его!