Тёмное пламя
Шрифт:
Шайя тянется накинуть ожерелье тебе на шею, мой волк! Что это за дела! Да ну её вместе с её подарками! Никому она тут даром не сдалась!
Ворона, несмотря на то, что ворона, улавливает твое и мое, да, настроение, перехватывает подвеску из рук феи, поднимает со своего плеча твою левую руку, мой Волк, и дважды оборачивает ожерелье вокруг запястья, создавая неблагой браслет.
Красные бусины, вытянутые, как волчьи клыки, ложатся как влитые поверх серебряного браслета, подаренного Бранном.
Да,
Фея кивает, одобряя самоуправство Бранна, зябко обхватывает себя за плечи, звенит слева и усаживается прямо в перья Вороны. Как бы уважительно она к неблагому ни обращалась, в отношении него самого пиетет отсутствует напрочь.
— Это ожерелье, пилик, то есть, пилик, браслет теперь, подарит вам, пилик, принц-король Дей, пилик, силы на глубине, магию среди магии и, — задумывается, бормочет про себя: — как же сказала, пилик, Ровэн… Ориентир там, пилик, где ничего не видно! — и сияет, сияет!
Мой волк, да, стоит уточнить.
— Ровэн?.. — брови приподнимаются над серебристой повязкой.
— Рябинка, — наш неблагой, голос его стал улыбчивым, кажется, там промелькнули изумрудные феи. Может, почуяли товарку, мой Дей?
— Они, пилик, с Оаком, пилик, вместе придумывали, пилик! — Шайя рассказывает новости больше Бранну. — А потом, пилик, додумались, пилик, и до свадьбы!
— Правда? — теперь феи в голосе Вороны весьма отчетливые. — Давно пора. Всего пару-тройку столетий собирались!
Ну не сердись больше, мой волк, лучше вспомни, какие смешные были пенёк и рябинка, как он нарастил мох, чтобы понравиться ей, как забавно вышагивал перед Бранном, важничая в стремлении поразить возлюбленную…
Ну вот, хоть хмыкнул.
— А теперь я, пилик, — крошка-фея снова зевает, надо же, не успела выспаться в своем коконе! — Буду сопровождать, пилик, вас! — и закапывается в перья Вороны глубже.
— Спасибо, Шайя, — Бранн никак не реагирует на хозяйское копошение среди своих волос. — А как ты успела?..
О, она уже спит.
Я ощущаю, моему волку хочется сказать: он знает, как она успела, и в какие моменты Бранн, оказывается, вовсе не чувствует своей головы и даже ушей. Но страшная апатия, накатившая после схватки с друидами, опять выпускает свои мерзкие когти.
Мой Дей! Скажи! Ты же хочешь! Скажи! Это же Ворона! Сам он не догадается точно!
Но мой Дей молчит.
Зимние сумерки подбираются быстро, под ногами уже скрипит первый снег, мерзлые листочки шуршат между ним совсем мертво, голые деревья шумят жесткими кронами, а звери и птицы затихли вовсе.
Неблагой вздыхает, но не нарушает установившееся молчание, ведет моего Дея, своего друга все дальше и дальше, углубляясь в лес, не обращая внимания на мрачные тени, которых много и которые только мрачнее в свете восходящей луны.
Мой Дей идет, молчит, но идет, не выказывая радости или огорчения, запрятав все свои переживания так глубоко, что, кажется, и не слышит присутствия кого бы то ни было рядом. Левая рука расслабленно покоится на плечах неблагого, Бранну приходится придерживать пальцы, чтобы вести волка было удобно и кисть не соскальзывала с неблагой куртки.
Останавливаются они только тогда, когда ноги начинают увязать в сугробах по щиколотку — Ворона запинается, с трудом приноравливается к снежной зиме.
Кажется, мой волк, в его краях никогда не было так холодно.
Привал на самой удобной из попавшихся полян смотрится уголком дома и позабытого уюта: Бранн разводит огонь, высокий и жаркий, усаживает моего Дея поближе, принимается готовить поздний ужин, уже близится полночь. После трапезы, прошедшей тоже в молчании, во время которой Дей все-таки соизволил обратить внимание на еду, Ворона вздыхает решительнее:
— Король Дей, друиды все ещё могут быть поблизости, поэтому полночи ты поспи, а я подежурю, — кладет руку на плечо, стараясь ощутить, услышаны ли были слова, мой волк совсем неподвижен. — А потом подежуришь ты.
Молчание.
— Дей? — легкое потрясывание.
Мой волк наконец чувствует необходимость ответить. Слегка морщится, кивает, отворачивается, выскальзывая из-под руки Бранна, и валится прямо на снег!
Мой волк! Побереги здоровье! Ну давай, давай, не отвечай даже мне!
Бранн! Сделай что-нибудь!
Кажется, неблагому не обязательно меня слышать, чтобы поступать верно: возле волка падает в снег собранный для сиденья лапник, сверху стелится самое теплое одеяло, а потом уже задремавший волк попросту перекатывается на получившееся ложе. Бранн отряхивает моего Дея от снега, и сверху укрывает вторым одеялом. Пусть волки легче переносят холод, Бранн или не знает об этом, или хочет согреть друга несмотря ни на что.
Сама Ворона усаживается недалеко, пораженно зачерпывает снег рукой, долго разглядывает снежинки, так долго, что я тоже успеваю задрема-ать…
Какой же ты теплый, мой волк…
Просыпаемся мы тоже одновременно — что-то раздражающе пиликает не так далеко! И да, можно было бы перевернуться на другой бок, спать себе спокойно дальше, но в разговоре мелькает имя.
— …посмотреть Дея? — тихо-тихо выдыхает Ворона, стараясь не потревожить тебя, мой волк.
Да, нельзя не насторожиться.
— Но пилик-пилик! Третий-принц-Бранн! Пилик! — в голосе феи сквозит изумление. — Если разобраться, пилик, не смогли вы, пилик, то как смогу я?