Темное прошлое человека будущего
Шрифт:
– Для того чтобы запихнуть в нее целую эпоху, она все-таки мала.
А он ведь к этому стремится, ни к чему другому: сконцентрировать время до размеров интерьера, сделать уютным мир гигантских масштабов, вместить его в четыре стены или сколько их там у него, чтобы было, как в опере,- уют одновременно с пафосом и размахом.
Прошлое всегда уютно, когда оно прошло, каким бы оно ни было на самом деле.
– Думаешь, он не врет? – Гурий облокотился о стол, лицо его придвинулось ко мне, щетина на подбородке и скулах была полуседой. – Думаешь, все это тряпье и хлам, которые он собирает, действительно поднимутся в
– Думаю, что для Лепнинского дело не в деньгах. Скорее в строительстве обороны от мира.
– На это мне плевать, я о другом. Может, чем разыскивать старье, выгоднее набрать нынешних вещей и подождать какое-то время, сейчас ведь все со страшной скоростью меняется? Глядишь, десяти лет не пройдет, и все начнут за нынешним гоняться. Теперь же вещи, особенно наши, советские, среди которых мы выросли, среди которых наша жизнь прошла, на глазах исчезают, скоро совсем не останется. За что ни хватись – ничего уже нет! А так я и в коллекционеры заделаюсь, и наварю еще на этом…
Мне стало ясно, что Гурий ищет способа изменить свой статус, избавиться от репутации разбогатевшего вора, войти в избранный круг, к которому, по его мнению, принадлежал Лепнинский.
– Проблема только в том, как угадать, на что из теперешнего будет спрос в будущем. То есть что исчезнет, а что останется.
Нельзя же все подряд собирать, так никаких денег не хватит.
– Чтобы коллекционировать настоящее, нужно видеть его со стороны. Или из будущего. Невозможно собирать то, частью чего сам являешься, нужно ему не принадлежать. Тут бы тебе Некрич помог, у него ведь, если верить твоей подруге, нюх на будущее…
– Опять Некрич, Некрич, везде он! – Гурий покривился, точно нечаянно надавил языком на больной зуб.- Ирина с ним даже во сне вслух разговаривает…
Он вдруг придвинулся ко мне совсем близко, в его левом зрачке красной искрой отражался софит с ресторанной сцены, из-под пиджака на меня сильно пахнуло поЂтом. Я подумал, что этот запах
Ирине, наверное, нравится. Левой рукой Гурий обнял меня за плечи, и в тот же момент я ощутил, как что-то твердое ткнулось мне под столом в живот.
– Говори, где он, я тебе не верю, что не знаешь!
От твердого прикосновения к животу внутри у меня ёкнуло, и я почувствовал, что все внутренности в теле подвешены в пустоте. Я опустил руку под стол и нашел руку Гурия с зажатым в ней маленьким пистолетом. Он дал мне ощупать его, и по тому, как он улыбался, я понял, что он, по крайней мере отчасти, шутит, попросту хвастается оружием.
– Понятия не имею, клянусь тебе.
Наши пальцы соприкасались на пистолете, я не решался ни отодвинуть его руку, ни убрать свою. Руки заключали свой сепаратный мир под столом, и, пока они касались друг друга, я мог быть, кажется, уверен, что Гурий угрожает мне не всерьез. Но и не опасаясь, что он в самом деле способен выстрелить, я все-таки чувствовал упор пистолета так, точно он врос в меня, превратившись в опухоль в животе.
– Что, перессал? – Гурий убрал наконец пистолет.- Не бойся, я человек вежливый, зря людей не обижаю. Смотри, какая подавальщица пошла! Вот это жаба, а?! Может, познакомимся?
Закончился вечер после закрытия ресторана, как и следовало ожидать, на складе – в громадном, тускло освещенном ангаре, доверху заставленном ящиками с шампанским. Пили вместе с красивой официанткой из ресторана и молчаливым охранником. В какой-то момент, когда выпито было уже много, Гурий поднялся, отошел, покачиваясь, на несколько шагов, достал пистолет и заорал в темную глубину ангара: "Некрич! Выходи, скотина!" Затем прозвучал первый выстрел. "Все равно узнаю, где прячешься! Все равно найду!" – кричал Гурий и палил, не целясь, во все стороны.
От стрельбы в ушах стоял тонкий непрерывный писк, дребезжание разбиваемых бутылок, казалось, раздается в голове. Из пробитых в ящиках дыр, изгибаясь в воздухе блестящими струями, хлестало шампанское. Вспениваясь, оно растекалось ручьями по бетонному полу. Мы подставляли под струи рты, шампанское попадало в глаза, щекотало нос, стекало под рубаху. "Некрич, убью! Своими руками загашу!" Я не мог понять, дурачится Гурий спьяну или у него развилась белая горячка и он на самом деле полагает, что Некрич где-то здесь, но довольно скоро мне это стало безразлично.
Вытерев рукой залитое шампанским лицо, я почувствовал свою голову совершенно чужой. Белая кофточка официантки, промокнув, стала совсем прозрачной, а тускло блестящие выпуклые глаза под мокрыми веками еще больше, чем были, так что, встречаясь с ними, мой взгляд сам собою съезжал в сторону, поскользнувшись на уклоне глазной поверхности, и я окончательно терял опору под ногами. Когда Гурий обнял официантку, она повисла у него на плече. Он поднял ее на руки, как не умеющую ходить русалку, и унес за ящики.
Под утро, кое-как добравшись до дому, прежде чем упасть на постель, я заглянул в ванную. Возле зеркала над раковиной, именно там, где я и представлял себе, лежал Иринин браслет, тот самый, принадлежавший старухе костюмерше.
Общего прошлого у нас с нею не возникало. При каждой встрече с
Ириной мне казалось, что мы только что познакомились и предыдущая встреча была первой. Дело было не только в том, что любое ее уже известное движение всякий раз виделось мне новым, словно, пока мы были не вместе, чужие руки стирали с нее всю привычность,- любовь ведь и есть в конце концов лишь способность к повторяющемуся изумлению перед одним и тем же, повторяющимся опять и опять. Причина заключалась еще и в ненадежности наших отношений, в непредсказуемости завтрашнего дня, в отсутствии будущего, которое, отражаясь в прошлом, стирало его у нас за спиной. Эта ненадежность оставалась неизменной с самых первых
Ирининых приходов ко мне, поэтому каждый раз, имея все шансы стать последним, был похож на первый. Наше общее прошлое сжималось в памяти до одной встречи, мы существовали в нерасчлененном времени, без завтра и с единственным вчера.
Однажды мы встретились в центре и, вместо того чтобы поехать ко мне, решили зайти на некричеву квартиру, куда Ирина с Гурием еще не переехали, потому что Гурий затеял там капитальный ремонт, стремясь, очевидно, вытравить без остатка из помещения дух
Некрича и всей его родни. Было воскресенье, значит, рабочих в квартире не было, она стояла пустой. Я открыл дверь тем же самым ключом, что и в прошлый раз. На днях белили потолки, поэтому пол и оставшиеся вещи были покрыты сплошным слоем газет, засыпанных белой пылью, газетный шрифт мутно проступал через нее. Сквозь заляпанные краской стекла падал блеклый, рассеянный свет.