Темные изумрудные волны
Шрифт:
— Не могу ни о чем думать и размышлять. Кроме того, что люблю тебя.
Жизнь улыбалась им. Любовь-сказка, в которой они были авторами и главными действующими лицами. Они выдумывали их будущую жизнь, населяли её друзьями, вещами, домами, какими-то предметами. Иногда казалось, что не хватает реальности.
В первых числах сентября решено было уехать.
В последний вечер они приехали на Сухумскую гору, чтобы попрощаться с городом. Долгий день разлился по зарослям теплом. Легкие облака, белые, бесконтурные, спешили к далёкому горизонту, опережая
— Обещай, что будешь слушаться меня! — сказала Катя.
Они вошли под высокие своды деревьев, стеной стоявших на вершине горы. Они молчали среди жалобных, чуть слышных шорохов листвы. За великолепной стеной сосен раскинулась чаща, здесь и там виднелись группы пальм и эвкалиптов, бледные стволы которых зажигал последний луч солнца.
Он сжимал её в своих объятьях и целовал её глаза. Ночь спускалась с небес, первые звёзды мигали между ветвями.
Она повторила свой вопрос.
— Так ты обещаешь мне верить на слово, даже если тебе что-то будет непонятно?
Он пообещал.
Они уже в темноте пришли в ресторан, и на губах у Андрея оставался вкус поцелуев, а в глазах — образ Кати, когда она, в его объятиях, закинув руки за голову, замирала от страсти.
— Губы пахнут морем, — сказал он, открывая перед ней дверь.
Марлен, официант, запомнивший их, принес им два бокала вина:
— За счет заведения!
Она оглядела зал.
— У вас сегодня тихо. Намечается какая-нибудь программа?
— Сегодня будет играть джаз.
— Джаз?
— Наша местная группа, очень известная.
Записав заказ, Марлен ушел.
— Так что ты имела в виду «верить на слово, если даже мне будет что-то непонятно»?
— Ты… — ответила Катя, немного помедлив. — Ты такой интересный человек… Твои поступки разумны и логичны, но приходишь ты к этому нелогичным, и непонятным способом.
— Где-то я уже это слышал… Ты меня ни с кем не путаешь? Кажется, это ты про себя рассказывала. Таким образом ты объясняла свой приезд в Волгоград.
— Андрюша! Почему нигде не сказано, как заставить понимать непонятливых?
Он понял. Её поведение, её поступки были направлены на то, чтобы случилось то, что случилось. Но она не может признаваться в этом, так как инициатива должна была исходить от него, как от мужчины.
— А бывали такое, чтобы ты пожалела о том, что сделала? — спросил Андрей.
И пояснил.
— Я в детстве, смотря кино, ворчал по поводу длинных титров, особенно если они шли перед фильмом. И говорил: «это лишние кадры, зачем они нужны»? Вот это я имею в виду: много ли было у тебя «лишних кадров»?
— «Кадров»? — задумчиво переспросила она. И продолжила уклончиво:
— Так вот… Ты только и видишь, что свои мысли; ты доверяешься только своим мыслям. Может такое случиться, что они окажутся слепы и глухи. Остановить их нельзя. Да, без руководящих мыслей мы бы шли только наугад. Но ты не всегда разумным образом находишь их. Иногда нужно подождать, отпустить ситуацию. Не обгонять время.
— Но пока что всё сделано правильно, — нетерпеливо сказал Андрей.
Она медленно закивала — мол, допустим. Он понял, что она имеет в виду. Да, он поторопился, нырнув к Рите в постель. И Кате пришлось уехать. Сейчас он снова торопится в Волгоград, чтобы поскорей начать работать. А она говорит, что спешить некуда, всё сложится наилучшим образом. Как? Она знает, что делает, но ему это непонятно. Опять тайны. Андрей не хотел быть ведомым, это уязвляло его мужское самолюбие. Катя во всём хочет быть первой. Она становилась для него всем, абсолютно всем. А вдруг он ей надоест? Андрей закусил губу. Потом спросил:
— Если ты уйдешь куда-нибудь на ночь, и скажешь, что «так надо, поверь мне на слово», то я не знаю, смогу ли это понять и воспринять адекватно.
Принесли салаты. Наполнив бокалы, Марлен удалился, пожелав приятного отдыха. Андрей улыбнулся, и сказал «спасибо».
— Как мы будем в Волгограде без этого? — сказал он, принявшись за еду. — Здесь безумно вкусно готовят.
— Мы там будем совсем недолго, — напомнила Катя. — Вообще я не поддерживаю и эти два-три дня, но раз уж тебе так надо…
Она уже несколько раз звонила в Петербург, ей там подыскивали место в редакции какого-нибудь журнала. Андрей, в свою очередь, звонил в Волгоград, ему удалось связаться с Гордеевым, и договориться о сотрудничестве. То, о чем говорил Трезор, стало принимать реальные очертания.
Но, опять же, Катин план окажется более разумным. Его, мужчину, сделает девчонка. Пускай он любит её, но она ведь должна оставить за ним первенство. И как ей удалось обставить его по части принятия «руководящих мыслей»? Чёрт знает каким «опытным путём», путём чёрт знает какого количества «проб и ошибок»! Его бросало в дрожь при мысли о том, что она принадлежала кому-то до него, и её мужчины, судя по всему, превосходили его по части жизненного опыта.
«…я легкомысленно ко всему относилась. Знакомилась со многими, всем чего-то обещала, а уходила гулять с тем, кто первый в этот вечер позвонит…»…Чья-то рука на её щеке, участившееся дыхание, накал страстей, сокровенное тепло… пахнущая чужой любовью чужая постель…
Андрей залпом выпил вино, и налил еще. Принесли горячее — седло барашка, с гарниром из запеченного картофеля.
— Давай, под горячее, — он снова поднял бокал, и, чокнувшись с Катей, выпил.
Потом сказал.
— Ты всё чаще говоришь «так надо», ничего не объясняя при этом. Это у тебя вошло в систему.
— Так мне подсказывает интуиция.
— Интуиция, «голоса», сигнал свыше. Ты прямо диктатор.
— Я не диктатор, просто у меня такое выражение лица.
Катя смотрела на него открытым, и немного насмешливым взглядом.
— Куда всё это девается — вся пища, проглатываемая тобой с таким фанатизмом?! — спросила она, ленивым движением разрезая нежную мякоть.
— Сублимируется в энергию… Гренадёров, которые с фанатизмом бросаются в бой…
Она подняла бокал:
— Давай, за твоего гренадёра, которого я приручила…