Темные изумрудные волны
Шрифт:
— Говоришь, хищения на заводе? — спросил он, наконец, Павла Ильича.
И Давиденко вспомнил его вчерашний отчет о поездке на «Волгоградский химический комбинат».
— Директора высасывают последние соки, — улыбнулся Паперно. И напомнил: — Скоро прибудет Першин.
Да, Иосиф Григорьевич помнил, что вызвал заместителя гендиректора «ВХК», и попросил Павла Ильича принести ему нужную папку. Через несколько минут начальник ОБЭП принялся изучать документы, изъятые его заместителем на заводе. И к приходу Першина он уже имел представление о том, как повести разговор.
Виталий
— У вас очень большие сырьевые запасы. И вы продолжаете получать сырьё от ваших поставщиков. Хотя, учитывая складские площади, его уже некуда класть. Кроме того — у вас увеличивается налогооблагаемая база. А это дополнительные убытки. Как вы это можете объяснить?
— У нас не совсем грамотная кадровая политика, Иосиф Григорьевич. То есть текучка достигла фантастических размахов. А план мы выполнить должны. Поэтому решили: увеличить людям зарплату, укомплектовать штат грамотными специалистами, и повысить производительность труда.
— Колоссальные долги у вас, Виталий Петрович. Не боитесь, что поставщики подадут на вас в суд?
Заместитель гендиректора завода незаметно улыбнулся. Ну, какие могут быть суды между государственными и полугосударственными предприятиями? И какое может быть исполнение судебных решений. Конечно, когда надо будет обанкротить завод по суду с какой-нибудь аффилированной компанией, это будет сделано, но пока еще время не пришло.
— Договариваемся… Заключаем мировые соглашения.
— Вы говорите — производительность. Сейчас она у вас низкая? Много изготовляете продукции?
— Мы много чего производим… то есть анилин, присадки к бензину, сероуглерод, базовая химия… Что вас интересует?
— Метионин.
— Метионина мы производим около сорока тонн в день.
— В будний день? — переспросил Давиденко.
— Конечно, в будний, — подтвердил Першин.
— А на выходных днях? Продолжаете ли вы трудиться так же ударно по выходным? А, Виталий Петрович?
После непродолжительного молчания Першин ответил:
— Вы достаточно осведомлены, Иосиф Григорьевич…
— Говорите смелее, мы ж беседуем без протокола, — сказал Давиденко, нащупывая под столом диктофон. Да, как всегда, на месте.
— Чтоб нам лишний раз не выезжать к вам и не проверять недостачу, — продолжил он. — Я уже вижу, где её искать: сырьё принято и куда-то пропало, дорогостоящее оборудование продано задешево фирмам, которые не существуют, крупные денежные переводы «в никуда», реализация продукции почти по себестоимости «своим» фирмам, которые перепродают её уже по рыночной цене… Давайте сразу обсудим всё, как есть.
— У нас богатое предприятие. То есть… многие борются за то, чтобы контролировать наш завод. Вы знаете, куда вторгаться.
— А куда прикажете вторгаться? В Аравийскую пустыню, откуда даже тринадцать святых сирийских отцов убежали?!
Першин задумался.
— Не знаю, как начать…
— Говорите прямо, — сказал Давиденко миролюбиво. — Чтобы ваша схема работала, вам нужна моя поддержка. Выше меня вам не прыгнуть, да и невыгодно по деньгам получится, а самое главное — неэффективно. А чтобы нам договориться, мне нужно знать ваши возможности.
— В два раза меньше, чем на будних днях. То есть примерно сорок тонн. И шестьдесят тонн бензиновых присадок.
Иосиф Григорьевич стал прикидывать в уме.
— Это получается два вагона за выходные.
Он вынул калькулятор и стал умножать.
— Неплохая выручка, — заметил он, закончив свои расчеты.
— Минус производственные издержки, Иосиф Григорьевич.
— Согласен, что есть у вас издержки. Но они не такие, как по будним дням. Поставщикам же вы не платите.
Першин был вынужден согласиться с таким доводом — действительно, издержки гораздо ниже. Тогда Иосиф Григорьевич написал на листке бумаги цифру и передал Виталию Петровичу. Тот закивал.
Они оговорили условия работы и сроки оплат. Першина все устроило. Едва утрясли организационные вопросы, он забросал Давиденко просьбами: приструнить управление железной дороги, непонятно по какому принципу высчитывающему штраф за простой вагонов, с ними же договориться насчет тарифов; разобраться с районным ОБЭПом, накрывшим одну из обналичивающих контор, в которой зависли заводские деньги; с обнаглевшей таможней… Дождавшись, пока Давиденко все тщательно запишет, он спросил вполголоса:
— Посоветуйте, как быть с Шеховцевым? То есть… мне ему так прямо и сказать: я работаю с вами?
Начальник ОБЭП едва заметно кивнул. На лице Першина было написано сомнение.
— Может, я так ему скажу: меня вызывали, и мне приказали… Нет, не так. То есть…я скажу, что у меня проверка, работа остановлена, и так далее. А вы не могли бы кого-нибудь к нам прислать? Так, для видимости. Пускай сидят, ничего не делают. Понимаете, у Шаха везде свои люди.
Начальник ОБЭП сочувственно посмотрел на собеседника. Тот был явно напуган. И было от чего. Но Давиденко знал, что делает. Каданникову прямо сказано, чья это епархия — «Волгоградский химический комбинат». Собственно говоря, «офис» никогда не стремился подчинить своему влиянию завод. В силу целого ряда причин в «офис» была вброшена ставшая известной информация о причастности Шеховцова к убийству Кондаурова. После этого с Каданниковым проведены две встречи, и он твердо заявил, что «Шаху поставлен мат». И если до сих пор тело Шеховцева не найдено на какой-нибудь свалке, то, скорее всего, его уже никто никогда не найдет.
— Вы давно его видели? — спросил Давиденко.
Першин наморщил лоб.
— Вообще-то… То есть, давно не встречались.
— Вот и хорошо. Работайте спокойно.
Заместитель гендиректора завода посмотрел на начальника ОБЭП с каким-то благоговейным восхищением. Хотел о чем-то спросить, но сдержался. У каждого свои производственные тайны.
Договорившись о следующей встрече, они пожали друг другу руки и попрощались. Давиденко отметил про себя, что рукопожатие у Першина хорошее, твердое, мужское. Задержав его руку в своей, Иосиф Григорьевич спросил: