Темные кадры
Шрифт:
– Что значит «можно сделать»? Ты можешь вернуть мне то, что он взял?
Потом повернулась ко мне:
– Ты уж ДЕЙСТВИТЕЛЬНО постарайся все мне вернуть, папа! Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО должен вернуть мне все до покупки квартиры, потому что иначе… – И тут она замолчала.
Дав волю гневу, она до сих пор не осознала: она ничего не сможет поделать. Если я не верну деньги, сделка сорвется и она потеряет б'oльшую часть того, что уже выплатила. И ничего не попишешь. Она задохнулась. Я сказал:
– Я дал тебе слово, рыбка. Я все верну тебе полностью
Это было низко с моей стороны, но что мне оставалось?
Когда Матильда отбыла, в квартире надолго повисла звенящая тишина. Я слышал, как Николь ходила из комнаты в комнату, потом она наконец зашла ко мне. Ее гнев сменился глубокой подавленностью. Слезы высохли.
– А для чего они тебе, эти деньги? – спросила она.
– Чтобы все преимущества были на нашей стороне.
У нее вырвался гневный жест непонимания. Вот уже многие ночи, с тех пор как Николь спит в гостевой комнате, я задавался вопросом: на какое объяснение у меня хватит мужества в тот день, когда она меня спросит? Я перебрал кучу вариантов. Но Николь, того не ведая, выбрала ответ сама:
– Ты сказал Матильде, что это на… взятку?
Я сказал «да».
– Но кому?
– Агентству по найму.
Лицо Николь изменилось. Мне показалось, что я заметил проблеск света. Я надавил. Знаю, что мне не следовало заходить так далеко, но я тоже нуждался в передышке.
– Подбор кандидатур поручили «БЛК-консалтинг». Именно они и будут выбирать. Я заплатил за это. Я купил работу.
Николь устроилась на стуле в моем кабинете. Экран компьютера высветился, и на нем появился интернетовский сайт «Эксиаль» с бурильными скважинами, вертолетами и нефтеперерабатывающими заводами.
– Значит… это точно?
Я бы отдал все оставшиеся годы жизни, лишь бы не отвечать на этот вопрос, но ни один бог не пришел мне на помощь. Я остался один на один с огромной надеждой Николь и ее широко распахнутыми глазами. Слова не шли у меня с языка. Я удовольствовался тем, что улыбнулся и развел руками в знак неоспоримой очевидности. Николь улыбнулась. Ей это казалось настоящим чудом. Она снова заплакала и улыбалась сквозь слезы. И все же она продолжала искать подвох.
– А не могли они предложить то же самое и остальным кандидатам? – проговорила она.
– Это было бы глупо. Ведь там только одно место! Зачем же предлагать его другим, если потом придется возвращать деньги?
– Безумие какое-то! Просто в голове не укладывается, что они могли предложить тебе такое!
– Это я предложил. Было три подходящих по профилю кандидата. Мы все были на равных. Надо было чем-то выделиться.
Николь ошеломлена. Я испытал некоторое облегчение, но у него был весьма горький привкус: чем больше я расписывал Николь надежность той версии событий, которую ей предлагал, тем острее ощущал всю рискованность моего настоящего плана. На данный момент я выбрасывал за борт свои последние шансы быть когда-либо понятым, даже если мне не суждено выиграть.
–
Всем известно: одна ложь влечет за собой другую. В менеджменте учат как можно меньше врать и по возможности держаться ближе к правде. Это не всегда получается. В данном случае мне пришлось пуститься во все тяжкие:
– Я сторговался на двадцать тысяч евро. За двадцать пять тысяч они постараются еще и убедить клиента выдать мне аванс по зарплате.
Интересно, до чего же я дойду такими темпами?
– Они выдадут тебе аванс в испытательный период?
В любых переговорах существуют ключевые моменты. Пан или пропал. Такой момент как раз настал. Я сказал:
– Двадцать пять тысяч – это и есть три месяца зарплаты.
Тень скептицизма еще маячила между нами, но я чувствовал, что вот-вот сумею убедить Николь. И знал почему. Все из-за надежды, необоримой надежды, этой гнусности.
– Почему ты не объяснил все Матильде?
– Потому что Матильда не слушала ничего, кроме своей ярости.
Я подошел к Николь и обнял ее.
– Ну ладно, – сказала она, – а что означает этот захват заложников?
Мне оставалось только доказать, что никакой трагедии в этом деле нет. Я прекрасно себя чувствовал, словно сам наконец поверил в собственную ложь.
– Это всего лишь предлог, душа моя, и ничего больше! В сущности, вполне бесполезный, потому что дело-то решенное! Появятся два парня с пластиковыми ружьями, попугают заложников несколько минут, вот и все. Ролевая игра, которая продлится не больше четверти часа, – просто чтобы удостовериться, что люди не теряют начисто голову, и клиент будет доволен. Все будут довольны.
Николь на мгновение задумалась, потом:
– Значит, тебе больше ничего не надо делать? Ты заплатил, и работа твоя?
Я ответил:
– Именно. Я заплатил. Остается только ждать.
Если бы Николь задала мне еще вопрос, один-единственный, пришел бы мой черед разрыдаться. Но вопросов у нее больше не было, она успокоилась. На мгновение у меня возник соблазн заметить ей, что захват заложников кажется ей намного более приемлемым теперь, когда она уверена, что меня наймут, но мне и так уже повезло, а если честно, то все это вранье с передергиванием меня порядком вымотало.
– Я знаю, что ты очень мужественный человек, Ален, – сказала она. – Знаю, какие усилия ты прикладываешь, чтобы снова встать на ноги. Знаю, что ты берешься за любые приработки и никогда мне ничего не говоришь, потому что боишься, что мне будет за тебя стыдно.
Меня потрясло то, что она была в курсе.
– Я всегда восхищалась твоей энергией и волей, но наших девочек вмешивать в это нельзя, мы должны все преодолеть сами, без них.
В принципе я согласен, но если выход зависит только от девочек, как тогда быть? Сделать вид, что ты его не видишь? Или солидарность действует только в одном направлении? Разумеется, ничего из этого я вслух не сказал.