Темные сказки Лайкарры
Шрифт:
Я с ощутимым трудом открыл глаза. Абсолютно зря это сделал, как оказалось - яркий свет резанул по зрачкам не хуже ножа, а в голове словно взорвалась маленькая Хиросима. Больно-то как! Воспаленное сознание мгновенно нарисовало картинку в духе избитых бульварных книжонок и гестаповской романтики: светящую мне в лицо лампу и невидимого "собеседника", ведущего допрос. Теперь осталось понять, что ж такое произошло и за что меня так? Ведь я ничего не сделал...
Все оказалось гораздо проще. Никаких тебе допросных, никакого тебе гестапо. Когда я все-таки смог совладать с собственным телом
– Так что, Марек, - мягко спросил начальник, - расскажешь, как ты дошел до жизни такой?
– До какой?
– просипел я, теснее вжимаясь лопатками в холодную стену. А начальник-то, по ходу, агрессивный натурал. Сейчас нам как впишут за наши художества...
– Ах нехорошо как, - покачал седой головой хозяин, все еще изображая строгого родителя.
– А ну расскажи, сладкий мой, где товар?
– так, стоп, при чем тут товар? Он что, злится не из-за того что мы с Филом в его кабинете делали?
– Как это "где"?
– изумился я. И правда, очень странно, работал же по схеме, все как всегда...
– Ты мне зубы не заговаривай!
– напускная забота слетела с шефа, как не по размеру подобранная маска. Из-под нее на меня зло смотрел голодный, очень раздраженный зверь.
– Где товар, Марек?
– он не кричит, но я вжимаю голову в плечи и готовлюсь к удару. Страшно.
– Но, Егор Эдуардович, я же его привез, как вы велели, - начинаю лепетать я, еще плотнее прижимаясь к холодной плитке. Серые глаза шефа выворачивают душу наизнанку и меня колотит лишь от представления того, что может сделать со мной этот человек.
– Отдал Тиму, - шепчут непослушные губы.
– Товар ты, паскуда, Тиму отдал?
– пощечина настолько сильна, что меня опрокидывает на грязный пол, звон в ушах сменяется набатом, но мне парадоксальным образом становится чуточку легче. Лучше пусть бьет, чем так смотрит. А начальник начинает кричать, с каждым словом всаживая мне под ребра носок дорогущего лакированного ботинка: - Ты хоть знаешь, что привез, гнида?
– Товар...
– хрипло шепчу я, сплевывая кровь из прокушенной губы. Пытаюсь приподнять голову, но встречаюсь со взглядом Фила и снова утыкаюсь лбом в заплеванный кровью пол. Его глумливая усмешка бьет куда сильнее обозленного начальника.
– Сахар ты привез, засранец, гомосятина тупая!
– все
Видимо, на моем лице проступило столь искреннее недоумение, что мне поверили. По крайней мере, хозяин успокоился и уже совершенно другим голосом сказал:
– Так, давай по порядку. Как ты встретился с курьером?
– Как всегда, - прошептал я. Похоже, меня не убьют, скользнула радостная мыслишка.
– Приехал во дворик, подождал, пока придет курьер. Сел с ней в машину, забрал товар, расплатился. Высадил ее в трех кварталах, у метро, как и было приказано...
– Хорошо...
– вот не нравится мне его тон, настолько не нравится, что весь оптимизм пропадает. Ведь самым дорогим местом чую, что мои неприятности избитыми ребрами не ограничатся.
– А как курьер выглядел?
Вопрос поставил меня в тупик. Я тупо уставился на начальника, судорожно пытаясь припомнить внешность девушки-курьера. Почему-то память подкатывала незначительные детали вроде того, что на этот раз у нее были очень красивые, явно дорогие часы, а вот туфли она скорее всего купила на сезонной распродаже - такие вышли из моды еще весной... Короче, всякая чушь, а на вопрос отвечать надо.
– Егор Эдуардович, да ведь постоянный курьер-то, - тихонько промямлил я, вжимая голову в плечи.
– Женщина, невысокая, пушистые рыжеватые волосы, чуть курносый нос, веснушки... Ну не знаю, как еще описать.
– Грудь хоть какого размера?
– со вздохом спросил начальник, глядя на меня, как на неизлечимо больного.
– Э-э-э-э...
– я замялся. Можно подумать, меня интересовала ее грудь!
– Простите, не обратил внимания.
– Педик.
Это грубое слово, которое он просто таки выплюнул, не произвело на меня абсолютно никакого впечатления. На меня вдруг накатила такая апатия, что стало безразлично все вокруг. К тому же, ничего нового он мне все равно не сказал, точно такую же ненависть я видел когда-то в глазах родного отца.
– Так вот знай, Маречка, - снова изменившиеся интонации его голоса вкрадчиво ввинчиваются в уши, находя дорожку сквозь кокон апатии, туда, где в животном ужасе бьется мое "Я", - что та баба, с которой ты работал, уже три недели как преставилась. И я знать не знаю, кто тебя, лопуха голубого, так прокатил, но я это узнаю, Маречка, веришь?
– змеиный шепот начальника отдавался, казалось, по всему телу, неприятным зудом пощипывал обнаженную кожу.
– Да, Егор Эдуардович, - покорно прошептал я, готовясь к самому худшему. Интуиция не подвела.
– А вот ты - прищурился, словно целясь, шеф, - не узнаешь.
Ну вот. Я же чувствовал, что этим кончится. Я уже готов... Опровергая мою внутреннюю браваду, прозвучал неприятный голос начальника:
– Фил, разберись тут!
– и мое спокойствие разбилось вдребезги, разлетелось осколками острого грязно-серого стекла. Нет, только не он, пожалуйста, кто угодно другой! Но удаляющийся шеф не слышал моей внутренней мольбы, да если бы и услышал, не обратил бы внимания.