Темные воды Тибра
Шрифт:
Сулла не удивился, что для задуманного дела царь решил использовать своих Непобедимых. Любая другая часть его войска могла бы впасть в опасные сомнения в тот момент, когда получила бы приказ напасть на царя нумидийцев и пленить его. Таким образом, приведя сюда, к холму, свою гвардию, Бокх косвенным образом подтверждал данные римлянину обязательства. Но если вдуматься, что стоят эти косвенные подтверждения за сто миль от Цирты? С таким же успехом эта банда может наброситься и на него, римского квестора.
Несмотря на то что мысли, коим предавался Луций Корнелий Сулла, были далеко не благодушными, лицо его оставалось спокойным.
Бокх, абсолютно ничем не рисковавший ни при одном, ни при другом развитии событий, нервничал.
– До полудня еще далеко, ты напрасно прервал свою трапезу, – сказал Сулла мавританскому повелителю. Тот непрерывно шагал по ковру в своих роскошных, расшитых черным жемчугом сапогах.
Царь буркнул в ответ что-то не слишком дружелюбное.
Сулла отошел на самый край площадки на вершине холма и встал там, как будто залюбовался видом. Вид между тем был не слишком привлекателен. Мутноватый ручей, огибавший холм, в эту пору почти пересох. Много лет не видевшие ухода масличные деревья превратились в полузасохший диковатый кустарник. У развалин масличного жома, громоздившегося в излучине ручья, Сулла увидел Марка Карму, тот, заметив, что на него обратили внимание, сделал условный знак. Сулла хотел удовлетворенно кивнуть, но сдержался.
Между тем за спиной у него произошли какие-то события. Бокх о чем-то шептался с одним из своих телохранителей. Громадный, с гривой волос, заплетенных в тонкие косички, в звероподобном ливийском панцире с наляпанными на него железными пластинами, телохранитель протягивал что-то лежавшее на ладони своему повелителю.
Осторожно оглянувшись, царь взял предлагаемую вещь, взвесил в своей ладони, в фигуре его появилось дополнительное напряжение, он, похоже, начал суетиться.
Сулла сделал по направлению к нему несколько шагов, собираясь задать какой-нибудь пустячный вопрос. Рука царя плотно сжалась, в глазах появились отрешенность и недоверие.
Сулла решил сделать вид, что ничего не заметил. Он спросил, можно ли его рабу, который стоит вон там, у развалин масличного жома, подняться сюда.
Бокх поглядел вверх, на солнце, и прохрипел:
– Нет, Югурта скоро появится, не надо, чтобы здесь был кто-то, кроме меня и тебя. Он может что-нибудь заподозрить.
– Но, кажется, у него ко мне важное дело.
Бокх усмехнулся.
– Спустись сам к нему. Тебе можно, ты ведь не царь.
Сулла кивнул и, не говоря более ни слова, пошел вниз по пологому склону. Сделав шагов десять, он оглянулся и увидел, что царь скрылся за большим белым камнем, что торчал как зуб на вершине холма.
Марк Карма, тоже все видевший, не скрывал своего удовлетворения.
– Кажется, все идет, как мы задумали.
– Не будем спешить. Правильно ли Бокх поймет обозначения на нем?
– Куда уж проще и яснее: с одной стороны – орел, это Рим; с другой – шакал, то есть Великий Африканский Лис. Царь не производит впечатление идиота.
– В том-то и дело, что не производит. Не догадается ли в последний момент?
– Как? – Карма пожал плечами. – Эта штука никогда меня не подводила.
– Откуда, кстати, она у тебя?
– Боюсь, что сейчас не хватит времени как следует рассказать. Клянусь и богиней Мба, и Зевсом-громовержцем, тебя зовут, господин.
Сулла посмотрел наверх и увидел, что ему делают призывные знаки. Он быстро взбежал по сухой траве.
– В чем дело?
– Югурта появился, – хрипло и угрюмо сказал Бокх.
– Ну что ж, значит, час настал, – только и нашелся что сказать квестор, расставляя пошире ноги и вглядываясь в сложное клубящееся облако на горизонте.
– Послушай, – тихо проговорил царь, – ты когда-нибудь бывал в этих местах раньше?
Сулла небрежно покачал головой.
– Я даже не знал об их существовании.
– А что ты думаешь о гадании, можно ли верить гадателям?
– Странный ты выбрал момент для такого разговора, поверь.
– Ответь мне, римлянин, – настаивал Бокх, дыша в холодное римское ухо.
– Скажу тебе так. Я не люблю гадателей, которые говорят туманно, неопределенно. «Может быть так, но может быть и этак». Я верю гадателям, которые могут сказать: «Делай это и не делай того». Они смелеют, когда получают точный, недвусмысленный приказ от богов.
Пыльное облако легкий ветер с востока начал понемногу отклонять в сторону, и на дне его стала видна довольно большая группа всадников.
«Не меньше трех турм», – машинально отметил Сулла.
Уже стали хорошо различимы отдельные всадники.
Где же среди них Югурта? Сулле почему-то показалось, что если он увидит Югурту, пленит его взглядом – и дальше все пойдет хорошо.
– Мне надо оставить тебя. Ненадолго, – прорычал Бокх и скрылся за белым камнем.
Высокий бербер встал за спиной у римлянина, чтобы тот не мог подсмотреть, чем занимается Бокх. Но римлянину не нужно было подсматривать. Он знал, что Бокх раз за разом бросает на песок большую игральную кость, на которой были нанесены золотые изображения орла и шакала. И так получалось, что как бы скрюченная, подагрическая лапа мавританского правителя эту кость ни бросала, наверху все время оказывался орел. Стало быть, шакал всегда повержен.
Всадники Югурты въехали в рощу. Там, по условиям договоренности, они должны были разоружиться, отдать все мечи и копья людям Бокха.
А если они сейчас, презрев договоренность, рванут наверх?! Нет, это невозможно, заставил себя успокоиться Сулла. За спиной его раздалось страшное, свирепое и вместе с тем какое-то растерянное пыхтение.
– Что там происходит? – спросил царь, глядя налитыми черной кровью глазами вниз, туда, где спешивались нумидийцы.
– Люди Югурты разоружаются, – спокойно сказал Сулла, – как и было задумано.
Царь нумидийцев освободился от своих кинжалов и сабель первым. Спрыгнул с коня и быстрым, уверенным шагом двинулся к вершине холма.
Если он подойдет вплотную, столь стройный замысел может рухнуть.
Бокх тяжело переступил, кажется, еще немного – и он потеряет сознание.
Югурта приближался, весело и дружелюбно улыбаясь. Нет, правда, в его улыбке есть что-то лисье, это неисправимо портит благородный облик.
Может быть, мавританскому царю тоже пришла в голову эта мысль, потому что он вдруг выкрикнул: