Темные времена
Шрифт:
Деа, смывшая с лица и рук гарь и кровь, оказалась рядом почти сразу. Силком впихнула в него отвар, вкуса которого мужчина даже и не почувствовал, и кузнец сразу провалился в забытье.
– Тебе ведь нужно что-то еще? – поймал Неро девушку за руку.
Она вскинула на него сердитый, недоумевающий взгляд, а потом ее лицо прояснилось.
– Повязки, в первую очередь. Равно как и все, что под них сгодиться, – девушка склонилась над мечущимся в бреду раненым охотником. – Горячая вода, и как можно больше. Если кто из женщин способен помочь – направь их всех ко мне, одна я не справлюсь.
Она на мгновение замолкла, разглядывая содержимое своей сумки, потом недовольно что-то пробурчала и перевернула оную над очищенным
– Мне нужны настойки, – сообщила девушка терпеливо ожидающему мужчине. – Лучше перцовые, но сойдет любой крепкий алкоголь, даже самогон. В лавках алхимиков должны быть чистые, без примесей. Еще мне нужны травы… В общем, тащите все, что найдете.
Охотник в некотором замешательстве кивнул и поспешил покинуть общий зал, превратившийся в лазарет.
– Мне нужна ваша помощь, – он быстро подошел застывшей, обратив лицо к небу, фейри.
Леверн открыла глаза, мгновение бездумно глядела на стоящего перед ней человека, а потом в светлых зрачках вновь засветилась искра жизни – словно она на краткий миг теряла свою душу.
– Люди ранены и измучены, – охотник махнул рукой на здание Гильдии. – Деа сможет хоть что-то сделать, но ей не хватает материала.
– Я поняла. Можешь не беспокоиться, достанем все, что найдем, – улыбнулась золотоволосая фейри, но мгновением раньше, при упоминании имени знахарки, Неро заметил тень неприязни, скользнувшей по прекрасному лицу.
* * *
Мерцура мрачно готовилась к нападению. Кузнецы переплавляли на нужды армии все серебро, которое только можно было найти в столице: перепуганные горожане несли все, что мало-мальски походило на драгоценный металл – от серебряных монет до фамильных реликвий и столовых приборов. Мастера работали не покладая рук; охотники метались от кузниц до представительства Гильдии и обратно, то появлялись на воротах, вкратце расспрашивая снующих туда-сюда командиров конных отрядов разведчиков, и вновь исчезали, чтобы спустя краткое время объявиться уже на другом конце города.
Гвардия, после разгромных стычек с Тварями, подчинялась охотникам, которым Его Величество без вопросов отдал командование обороной стен и подготовкой воинов, беспрекословно и видимой охотой.
Грайден, давно уже своим внешним видом переставший напоминать монарха – впалые щеки, изможденное лицо, лихорадочно блестящие глаза и искусанные в кровь губы, – уговаривал свою супругу на эту ночь уйти в катакомбы-укрытия под резиденцией правящей династии. На что любимая женщина ловко и весьма недвусмысленно прокрутила в руках изящный дамский кинжал и упрямо помотала головой. Измученный противостоянием и явным моральным превосходством противника, Его Величество воспринял влетевшего в окно вестника как дар свыше; королева насмешливо поклонилась супругу и исчезла в неприметной боковой дверке, скрытой за тяжелой бархатной портьерой.
Король отвязал прикрепленный к лапке птицы легкий почтовый пергамент и едва успел отдернуть руку, как иссиня-черный ворон расправил оперение, зашипел не хуже кошки и тяжело взмахнул крыльями, покидая кабинет. Грайден проводил его взглядом и, вздохнув, вчитался в строки послания. Дрожащими руками отложил в сторону и опустился в кресло: Альфонзул выстоял, но цена была заплачена непомерная. Письмо было от магистра Десебела, и глава Гильдии Охотников ничуть не церемонился: не переступая черты, но весьма оскорбительно припомнил королю его отказ на просьбу о дополнительном гарнизоне, таким образом обвиняя своего господина в косвенной причастности к гибели сотен людей, беззащитных перед тем врагом, с которым им пришлось столкнуться. Но в самом конце, словно нехотя, приписал, что обещает собрать всех, кто остался в живых и способен держать в руках оружие, а также «неожиданных союзников» – на этой строчке у Грайдена, знающего своего давнего приятеля, волосы зашевелились на голове от нехорошего предчувствия, – и постараться успеть к ним на подмогу до того, как Твари раскатают Мерцуру в мелкое каменное крошево.
Надеяться на горстку храбрецов, силы которых не хватит, чтобы справиться даже с сотней Тварей, было глупо, и король это понимал. Да и не успеют они: от Альфонзула до Мерцуры четыре дня пути на почтовых лошадях – это если без остановок и отдыха. Какими воинами будут люди, измученные беспрерывной скачкой? К тому же охотники, находящиеся в столице и контролирующие подготовку города к обороне, предсказывали, что первое нападение Тварей на Мерцуру произойдет не позже грядущей ночи. Пока что существа хозяйничали в окрестностях белокаменного города, зверея от того, что не могли удовлетворить жажду до чужих жизней – все деревни и мелкие городки были уже давно эвакуированы, и мужчин, способных держать в руках оружие, сейчас спешно обучала гвардия.
Грайден прекрасно понимал, что они станут теми, кто погибнет первыми же – выйти против Иных, от когтей и клыков которых гибли даже матерые охотники, было шагом навстречу смерти без надежды избежать встречи с ней. Король это знал, но не мог приказать им спрятаться, словно трусам, в отстроенных под городом подземельях, в которых могла скрыться целая армия – когда-то катакомбы как раз и создавались для ведения скрытой войны против вторгшихся в Айохэйнс захватчиков, – и не только потому, что не мог позволить хоть одному боеспособному мужу отсиживаться за спинами гибнущих солдат, но еще и по той причине, что они просто бы не послушали его, а то и оскорбились бы. Эти люди были готовы защищать свою землю и свои семьи до последней капли крови. Особенно тогда, когда противостояли им не люди, а совершенно чуждые существа – когда на жизнь покушается то, чего ты не можешь понять и постичь, с этим всегда легче бороться: перед воинами стоит безжалостный враг, олицетворение зла, а не такой же человек, посланный приказом убивать себе подобных.
К вечеру на Мерцуру опустился туман. Пока еще легкая дымка, окрасившая белые стены в грязно-серый цвет, но она уже уверенно стелилась под ногами, сгущалась в закоулках и подворотнях, оскаленным псом глядела из щелей между домами. По полосам белесого савана, мягко укутавшего улицы, разливалось оранжево-красное молоко заката, кругами расходилось по притихшему городу и подтеками крови капало со стен. Дозорные были напряжены: без устали вглядывались в темнеющую даль с восточных стен, вздрагивали от каждого шороха, готовые по первому сигналу протрубить в горн – тревожный клич должны были сразу подхватить набаты колоколен Мерцуры. Литые красавцы, изукрашенные коваными узорами, давно уже не звонили по горестным событиям, со времен Большого пожара.
Столица тогда была уничтожена практически полностью стараниями одного безумного алхимика, которому удалось изобрести или выделить из каких-то природных материалов жидкий огонь, что мог гореть даже в воде. Пламя, вырвавшись из развороченной взрывом лаборатории на волю, урчащим зверем вгрызалось в камни, дерево, плоть – и погасло само только после того, как собрало жатву, насытилось и уснуло тлеющими угольками, напоследок лизнув острыми языками королевский дворец.
Именно с тех пор власти стали пристально следить за деятельностью всех алхимиков, выдавая лицензии. Грайден тогда запретил смывать или иным способом избавляться от следов огня на белоснежных стенах обители королей – город был восстановлен, но память об этом событии не должна была изгладиться из памяти людей.