Темные Знамения
Шрифт:
Альдред опустил голову.
– Ты не переживай так. Мы заключены между Светом и Тьмой. Они всё видят. Не каждому дано в миру заслужить кущи Светлейшей. Многие отправятся в Чистилище ввиду несовершенства, затем попробуют снова. Каттанело только лишь сравнял шансы. Может, в следующей жизни он станет монахом и разорвёт цепь перерождений…
– Что насчёт нас?
– За себя не беспокойся. Ты поступил в Инквизицию с чистой душой. Твои грехи в миру – детский лепет в сравнении даже с моими. А что касается меня… Мне и Чистилища вполне хватит. Жить
Её воспитанник поднял подбородок и опёр на руки, сцепленные в замок.
И всё-таки удивительно, как церковный закон пронизывает Равновесие мира. Деяния Инквизиции – это благо. Примерно то же самое, что происходит в миру, – грех и повод отправить человеческие души в Серость. Это называют преступлением.
Альдред ненароком обеспечил своё будущее в вечности, пускай не желал того. Пускай не упивался ремеслом своим так, как другие.
Позиция сестры Кайи будоражила его, и на то у него имелась куча причин. Ему казалось, она несколько оторвана от яви, позабыв за годы службы, какие вызовы бросала ей судьба в миру.
Иерархическая пирамида, наказанная Светом и Тьмой, сделала наставницу той, кто она есть. На её месте Альдред разорвал бы эту порочную цепь для себя. В отличие от неё он помнил, что ему пришлось пережить. Ещё одной такой доли он принять не хотел.
Куратор попросту не понимал: сестра Кайя – истинная соль земли. Почище даже инквизиторов, что бы ни говорил архиепископ Габен.
Своё мнение практик решил придержать. Ментор – не та, кому бы он стал перечить. Ибо знал, что ей обязан всем, что имеет. Без неё у него не было будущего.
Молчание установилось на минуту-две. Его нарушила сестра Кайя:
– Холодает уже. Да и дождь скоро начнётся.
– Да. Надо вернуться в Башню. Вы и так ослабли. Будет очень некрасиво, если Вы заболеете… по моей вине, – промямлил Альдред.
Наставница снисходительно улыбнулась ему, подавая руку. Милый мальчик, думала она: ведёт себя, как сказочный принц на белом коне. Такого ей Свет с Тьмой ещё не посылали. Сам Альдред не считал себя таким. Просто был признателен ей за всё и чувствовал неотвратимую привязанность.
Альдред неуверенно взял руку. У сестры Кайи ладони были шероховатые: не счесть часов, сколько она провела, фехтуя и воюя под столькими знамёнами помимо церковного. Зато тыльная сторона оставалась бархатной и очень мягкой. Он замлел.
Она приложила усилие и потянула его, помогая встать. Затем тронула его за предплечье, стала щупать, заглядывая прямо в глаза. Альдред легко дался, как самый верный пёс, позволяющий хозяину любые манипуляции.
– Я бы тоже не хотела, чтоб ты захворал. Видно же, ты будто на иголках, – елейным голоском говорила наставница. Она не переставала трогать его мышцы сквозь ткань, чувствуя напряжение. – Пойдём ко мне в кабинет. У меня есть к тебе разговор. Нам нужно всё обсудить не позднее отбоя.
Практик
– Разговор?
– Я так и сказала. Но обо всём по порядку…
Они поравнялись и мерным шагом, будто двое робких влюблённых на прогулке, ушли с прилегающей к собору территории. Прочь от сладко-кислого запаха горелой плоти. Подальше от заунывного пения служителей храма. Туда, где не слыхать колоколов.
Город сиял самоцветом во тьме позднего вечера. Вторая фаза дня знаменовала совершенно другую жизнь горожан.
Бесчисленные чиновники уже разъехались по поместьям, ремесленники и торговцы – свернули лавочки. Студенты разбежались по общежитиям да по тематическим клубам и собраниям. На смену мерному труду пришла праздность.
С ипподрома, унаследованного от былых хозяев Города, то и дело доносились восхищённые возгласы толпы. Везде сновали работяги, думая, куда бы приткнуться. Сомнительные личности выглядывали в толпе простофиль.
По улицам повсеместно гулял слабый запах дурмана из курилен в подвалах и на цокольных этажах. Отовсюду и ниоткуда: пока не подойдёшь в упор, не поймёшь, где устроили притон пропащие люди.
Градоправитель утроил стражу. О том, кто пал жертвой преступления, станет известно поутру – хорошо, если уже завтра.
То и дело в окрестных каналах проплывет заколотый конкурент или несговорчивый судья. Под заборами лежат забитые до смерти пьянчуги. В закутках валяются удушенные шлюхи с панели – самые дешевые и оттого беззащитные. Тесня крыс, из катакомб выходят нищие, заходят – полоумные сектанты. За заколоченными ставнями заброшенных домов гниют уголовники, над которыми учинила расправу враждебная банда. В лесополосе собаки-людоеды раздирают случайного прохожего. А маньяк, прозванный Учёным, устраивает внеплановую трепанацию новому плотскому интересу.
Но всё это происходит где-то на изнанке Города. Глазам инквизиторов открывались только смех и веселье, присущее ночной жизни здесь.
Тут и там из корчем, гостиных дворов и захудалых пивнушек слышатся весёлые песни забулдыг, свара, потасовки, скрежет битого стекла. Так простолюдины зализывают раны после трудового дня.
Из борделей и переулков наружу рвались громкие, сладострастные стоны падших женщин, которым их работа давно перестала приносить былое низменное удовольствие. Все развлекались, как могли. Но большинство – просто прохаживалось по светлым улочкам после сытного ужина под чётким надзором стражи.
От всего этого буйства красок Инквизиция держалась обособленно. До тех пор, пока в событиях не найдут магический или потусторонний след.
Вот, как жил Город с наступлением темноты. Быть может, жил Он так и до того, как в Мире установилось Равновесие.
Сестра Кайя видела: Альдреда что-то гложет. Заложив руки за спину, он шёл чуть согбенно. И при этом – не обращая внимание на суматоху вокруг. Она сама ломала руки, пытаясь угадать. Наконец ментор спросила прямо:
– Как ты себя чувствуешь, Альдред?