Темный день. (Дилогия)
Шрифт:
— Что студенты называют меня Гингемой? А как же. Они уж лет тридцать меня так зовут, смешно было бы, если б я не знала этого. Я и книжку прочитала про эту самую Гингему. Ничего… милейшая женщина!
Дарин подумал, что провалиться сейчас сквозь землю было бы самым замечательным выходом.
Гингема водрузила на крупный нос солнечные очки и повернулась к нему.
— Ну что, с именами решили?
— Э… я… да, — сказал Дарин и вдруг уставился на нее во все глаза.
— Профессор, я… ваши очки? Я никогда не обращал внимания… — он вытаращил глаза. Стекла очков были розового цвета.
— Да, мне нравится. В каком-то смысле это прекрасно: дожить до моих лет
Дарин изо всех сил старался сдержаться, но не выдержал и захохотал.
Мимо крыльца прошел человек, самой непримечательно наружности, среднего возраста, в дешевых мешковатых джинсах производства местной фабрики «Золотая игла» и клетчатой рубашке-ковбойке. Услышав смех, он бросил взгляд на крыльцо, увидел Дарина и в знак приветствия помахал ему кепкой.
— Как краны? — крикнул он.
— Работают, как часы, — ответил Дарин. — Спасибо тебе.
— Это Крынкин, — почему-то счел нужным объяснить Дарин профессору. — Крынкин. Знакомый мой, в соседнем доме живет. Он в ПТУ мастером работает, а летом сантехником подрабатывает. Мастер золотые руки! Если у вас дома кран прорвет или еще чего — имейте в виду!
… Крынкин, мастер золотые руки, миновал здание университета и направился к троллейбусной остановке. Он собирался навестить своего друга Василия. Василий работал охранником на хлебокомбинате номер семь и по его, Крынкина, расчетам, сегодня как раз должен был быть на дежурстве. У Крынкина имелась очень важная новость, которую ему не терпелось обсудить с другом.
На остановке Крынкин сел в полупустой троллейбус и, глядя в окно, задумался. Летний отпуск понемногу подходил к концу. Скоро снова на работу, в класс, где двадцать пять мальчишек, будущих сантехников, станут постигать азы профессии. Работу свою Крынкин любил, поэтому даже самые буйные группы сидели на его занятиях, как шелковые. Иногда, когда материал был уже пройден, а звонка с урока еще не было, Крынкин с ребятами обсуждал важное. Дело в том, что была у него давняя мечта: побывать на озере Лох-Несс. И не просто побывать, а своими глазами увидеть легендарную Несси — таинственное сказочное чудовище, обитающее в темных пучинах. В том, что он непременно ее увидит, Крынкин не сомневался, надо было только каким-то образом добраться до Шотландии. Но от Города до Шотландии было далековато, билеты стоили дорого, так что поездку приходилось все время отменять. Несси там, в далеких краях, наверное, уже заждалась и грустила: когда-то еще удастся повидаться! Крынкин с ребятами подробно обсуждали, прикидывали, сколько денег нужно на дорогу, какой гостинец привезти Несси и разрешит ли она себя сфотографировать. Мысль о том, что на Земле обитает таинственное существо, вполне возможно, пережившее ледниковый период, приводило Крынкина в благоговейный восторг. Весь смысл его жизни был там: в глубинах шотландского озера.
Конечно, время от времени по телевизору объявляли Несси несуществующей, в газетах печатали статьи, опровергающие ее существование, но Крынкин им не верил. Он знал точно: Несси существует!
У него была даже заведена специальная папка, куда он складывал вырезки статей из газет и журналов, все, что касалось таинственной обитательницы озера. Так что, можно сказать, за годы Крынкин стал в этой области большим авторитетом.
Каждую статью он подробно обсуждал с ребятами, а потом — непременно со старым другом, охранником Василием. Например, последняя статья обнаруженная Крынкиным в толстом солидном журнале, утверждала, что Несси может оказаться длинным змеевидным примитивным китом, которого эволюционисты тоже считали вымершим более двадцати миллионов лет назад. Эту версию Крынкин и Василий горячо обсуждали несколько дней подряд, но к единому мнению так и не пришли: Крынкин наотрез отказывался считать Несси «примитивной» и чуть не поссорился с приятелем всерьез.
Крынкин так увлекся воспоминаниями, что чуть не проехал нужную остановку. Он вскочил, пулей вылетел в уже закрывающиеся двери и оказался на улице. Затем быстро прошел по улице и свернул в проулок, где находился хлебокомбинат. В проулке всегда волшебно пахло самым лучшим запахом на свете: свежевыпеченным хлебом. Поэтому прохожие, спешившие по своим делам, невольно начинали принюхиваться, забывали про дела и сворачивали к маленькому магазинчику, где день ночь торговали свежим, только что из печи, хлебом и горячими булочками.
Вахта хлебозавода помешалась не в самом здании, а в отдельной маленькой будочке возле ворот. На скамейке сидел охранник Василий, в камуфляжной куртке, в пятнистых штанах и тяжелых ботинках и о чем-то сосредоточенно размышлял. Старичка-вахтера нигде видно не было: пользуясь тем, что охранник сидел у ворот, он постоянно бегал то в аптеку, то в магазин.
Василий неторопливо ел свежую булку с изюмом, а рядом с ним стояла тестомес Варвара: молодая, пышная девушка, яркая и румяная, как лаковая матрешка. Она была настоящим мастером своего дела и все норовили покупать хлеб, испеченный именно в ее смену. Варвара, покидая комбинат после работы, частенько останавливалась поговорить с охранником, бравым молодцом, высоким и статным, с кудрявым русым чубом, спадавшим на голубые глаза, но Василий знал себе цену и до разговоров снисходил редко.
У него тоже имелась заветная мечта, о которой он думал ежечасно: ему очень хотелось получить Нобелевскую премию. Он пока что еще не решил, в какой области он хотел бы ее получить, но это было и неважно: Нобелевская премия — она и есть Нобелевская премия. Василий уже решил, как он ее потратит: на мир во всем мире, а если что останется — то купит себе мотоцикл с коляской. Приятно будет получить приглашение от шведского короля, погостить, а потом приехать в свою деревню прямиком из королевского дворца: нобелевским лауреатом, да еще и на новеньком мотоцикле!
Потому-то Василий держался с окружающими несколько высокомерно: будущим нобелевским лауреатам можно и погордиться.
— Здорово, Василий! — бодро приветствовал друга. — Привет, Варвара!
Будущий нобелевский лауреат сдержанно кивнул.
— Крынкин, булку хочешь? — спросила Варвара. — Наша смена пекла. «Плетенка новгородская» называется. Удачные булки получились, правда, Василий?
Она с надеждой посмотрела на красавца-охранника, но тот промолчал. Жуя мягкую плетенку, он размышлял о приеме у шведского короля: оказывается, нобелевские лауреаты должны были произносить речь! Следовало ее хорошенько обдумать.
— Ну, раз ваша смена пекла, то давай, — согласился Крынкин. Он уселся на скамейку и впился зубами в пышную булку.
— Гляди, Василий, что я принес, — с набитым ртом проговорил Крынкин. — Газетка свежая, «Вечерний проспект» называется. Читал? Нет? А вот гляди, написано тут… подписано «Игорь Хамер». Кто такой, не знаю.
Он прожевал кусок и торопливо зашуршал страницами.
— Про экзотического зверя он написал! Читал?
— Ну, зверь, — снисходительно отозвался приятель, отвлекаясь на минуту от обдумывания речи. — И что?