Темный день. (Дилогия)
Шрифт:
Этот момент и выбрал Тохта для того, чтоб шмыгнуть из кустов прямо под ноги и напугать до полусмерти. В кустах он занимался важным делом: искал серебряный болт. Ворошил листья, обнюхивал землю и при этом клял себя последними словами: вот тебе и опасный и неустрашимый кобольд-одиночка, вот тебе и потомок воинов! Промахнулся, как какой-нибудь несмышленый детеныш, первый раз взявший арбалет в лапы! И если он сейчас его не отыщет, то это плохо, очень плохо! Потому что в кармане у него всего-навсего три болта осталось… тут Тохта прервал поиски и заглянул в карман. Ну да, точно, всего три, причем, один из них черной кровью перемазан: его Тохта успел из груди вурдалака вырвать, пока упырь не исчез. Четвертый болт в ноге твари остался, а пятый…
Кобольд опустил морду к земле и снова стал шарить под кустами. Искал, пока машину Гингемы не заметил, а, заметив, со всех лап бросился навстречу друзьям: рассказать, что тут без них произошло. Втайне надеялся, конечно, что и Гингема, и Дарин придут в восхищение от его храбрости — как-никак, принял бой с вурдалаками! А вышло наоборот: Гингема, узнав, что он покинул квартиру и отправился сражаться с упырями, лишилась дара речи, а Дарин, вместо того, чтобы восхититься беспримерным подвигом кобольда, стал ругаться.
— Тохта! Да ты с ума сошел! Арбалетных болтов всего пять, а если б вурдалаков больше было? Шесть или семь? Что б ты делать стал? Да они бы тебя в клочки растерзали!
Кобольд сел — предусмотрительно устроился за машиной, чтоб никто из случайных прохожих не увидал — и почесал за ухом.
— Шесть или семь? Гм… об этом я не подумал, — честно признался он.
— Он не подумал! — проворчал недовольный Дарин и полез в кусты — искать вместе с Тохтой серебряный болт.
Отыскался он не скоро: лежал себе, зарывшись в прошлогоднюю листву, хорошо, что Тохта все же учуял. Сунул находку в карман и поплелся вслед за Дариным к подъезду, не забывая поглядывать по сторонам: мало ли что! Когда поднимались по лестнице, Дарин проговорил:
— Ладно, бесстрашный и опасный кобольд-одиночка, рассказывай, как дело было!
Тохта для приличия поотнекивался, мол, так, ничего особенного, но потом вошел во вкус: поведал все в деталях, даже про то, как с убитым вурдалаком поступил — как и полагается по законам племени.
Только приступил к обстоятельному описанию этих самых законов, как Дарин остановился и, покосившись на идущую впереди Гингему, прошипел:
— Тохта! Ты давай без кровожадных подробностей! Она все-таки женщина преклонных лет…
Гингема резко остановилась.
— А ну-ка, повтори! — потребовала она, испепеляя взглядом бывшего студента.
И Дарин тут же заткнулся и больше не мешал кобольду рассказывать.
…Устроившись за письменным столом, Тохта внимательно исследовал предметы: пергамент, мешочек, полный земли с перекрестка, коробку с ножницами. Пакет с сажей он и обнюхивать не стал — и так все ясно. Спрыгнул со стула, направился к миске, доел последний кусок рыбы, потом вытащил из рюкзака Дарина свои листки с жизнеописанием отважного кобольда-одиночки, фломастер и задумался: как бы получше описать недавнюю схватку с упырями?
Между делом, прислушивался к разговору Дарина и Гингемы: те рассуждали о том, как бы добыть последний ингредиент. Тохта сморщил нос. Добыть недостающий компонет можно было только одним способом и он сам этот способ и предложил. Сам, собственными силами, разработал план и поведал о нем Дарину и Гингеме. Ни тому ни другому план не понравился, но Тохта знал — другого выхода не было. Ему и самому не очень-то эта затея нравилась: хорошо, если сработает, а если нет? Кобольд тряхнул головой — об этом лучше было не думать. Но как прикажете не думать, когда мысли так и лезут в голову?!
Тохта прихватил листки и направился к столу, за которым сидели Дарин и Гингема.
— Ну, ребята, сказала Гингема, подливая себе чаю. — Можно сказать, вы сегодня оба получили боевое крещение?
— Точно, — откликнулся Дарин. Он осторожно перекладывал в рюкзак вещи, необходимые для проведения ритуала. — И что? Радоваться по этому поводу как-то не хочется.
Кобольд вспрыгнул на стул и внимательно уставился на приятеля — догадывался, что у того на душе неспокойно.
— Гингема права, тот, кого ты убил, уже не был человеком, — принялся втолковывать он Дарину. — А если он не человек, что переживать?! Ну, застрелил, и что?!
Дарин многозначительно покосился на штабеля с дисками, что виднелись возле телевизора.
— А вдруг мне так понравится убивать, что я стану маньяком?! Знаешь, сколько фильмов про это снято? Живет себе человек, живет, потом, в один прекрасный день убивает кого-нибудь… чисто случайно, ну, бывает же такое? И после этого — раз! И одним маньяком больше.
— И не надейся, — отозвалась Гингема, окинув его скептическим взглядом. — Посмотри на себя в зеркало, какой из тебя маньяк? Давайте-ка лучше прикинем, какое место теоретически может подойти для ритуала.
Кобольд почувствовал, как сердце у него словно бы заледенело от страха, но постарался держаться как ни в чем ни бывало.
— Попуций говорил — подальше от чужой магии, — напомнил он. — Поле какое-нибудь нужно… или луг. Но с деревом посередине!
Гингема вздохнула.
— До ближайшего поля три часа ехать…
— Пустырь? — подсказал Дарин. — Где-нибудь на окраине?
Гингема задумалась.
— Ты Прибрежный район хорошо знаешь? Там, между рекой и дендрарием как раз пустырь есть. Огромный! По-моему, нам подойдет. И ехать не так уж далеко: свернем на Юбилейное шоссе, а там — рукой подать.
Дарин взглянул на Тохту: кобольд изо всех сил делал вид, что все происходящее его волнует очень мало.
— Тохта… — окликнул он.