Тёмный Эдем. Начало
Шрифт:
Не знаю, но должен поверить.
Откуда вы знаете Рейнсфорда?
Он был моим учителем. Он прекрасный наставник.
А почему он живёт в подвале в каком-то странном здании посреди леса?
Она сделала паузу — наверное, придумывала какое-нибудь объяснение.
Послушай, Уилл. С тобой мы пошли на риск. Ты плохо сходишься с людьми, и нужно было придумать способ выманить тебя. Оставайся и слушай, что говорит Рейнсфорд. Обещай только, что не сбежишь снова.
До свидания, доктор Стивенс.
Я не стал дожидаться, пока она попрощается, и посмотрел на банки с краской, стоявшие на полу. Рядом с ними лежали засохшие кисточки. Я взял одну, макнул по очереди во все банки, в которых уже начали образовываться корочки. Под конец с кисти на стол и на пол капала вязкая серая жижа. Я замазал ею экран, стирая лицо доктора Стивенс, и вышел из комнаты.
В спальне я взял рюкзак и ещё раз обшарил его, вываливая всё на кровать. Моя одежда была на месте, как и батончики «Clif» со старыми обёртками. Шесть бутылок, пять из них пустые. Я обыскал боковые карманы, дошёл до самого маленького и что-то почувствовал внутри. Расстегнув молнию, я увидел крохотный mp3-плеер Кита. Это я положил его внутрь и написал записку, а не Кит, просто тогда я был не в себе и не понимал; от этой мысли я покраснел. По крайней мере, в этом отношении форту Эдему можно сказать спасибо.
К плееру были подключены мои маленькие наушники. Это мне показалось странным. Я пошарил в карманчике ещё и нашёл записку на листе клейкой бумаги. Крупными печатными буквами на ней были написаны три слова, которые я запомню до конца жизни.
НЕ СЛУШАЙ ЕГО.
Кто-то забрал мой диктофон, чтобы у меня не оставалось никаких улик. Но этот кто-то оставил крохотный бесполезный плеер, который не умел записывать и не умел фотографировать, и кто-то ещё оставил записку.
«Дэвис, — подумал я. — Это должен быть Дэвис». Он где-то рядом и хочет помочь мне. Он знал! Оставалось только достать наушники и слушать музыку.
«„Detroit Rock City“, не подведи», — подумал я, надевая ветровку, натягивая на голову капюшон, пряча провода от наушников за спиной под футболкой и опуская плеер в задний карман.
— Эй, чувак, Эйвери будут лечить, пошли!
Я резко развернулся, думая, что меня застукали, и увидел, что ко мне подходит Коннор Блум.
— Рейнсфорд сейчас придёт, нужно идти. Карты подождут.
— Ладно, сейчас приду.
Но Коннор не отходил. Он стоял и ждал, пока я не пойду к двери. Он в два раза сильнее меня, сопротивляться бесполезно.
— А зачем куртка с капюшоном? — спросил он.
— Да вроде простыл немного. Наверное, продуло, когда гулял в лесу.
— Только не кашляй на меня, через неделю соревнования.
Мы прошли в дверь, и я увидел, как Мариса сидит на диване. Она потирала глаза и приглаживала разметавшиеся с одной стороны волосы.
— Ой, мальчики, заспалась я что-то, — сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно.
Я посмотрел на ведущий в подвал лестничный пролёт и увидел колеблющиеся тени. Когда там появился Рейнсфорд, то показалось, что он буквально взлетел из-под земли. Он немного запыхался, и я подумал, что ему было нелегко шагать по крутым ступеням.
— Итак, все собираемся, — сказал он, чуть передохнув,
Он смотрел на меня — или, точнее, сквозь меня. Ко мне подошла Мариса, села и положила голову мне на плечо. Я не видел её из-за капюшона, но ощущал её прикосновение и теплоту её тела.
— Прикольный капюшон, — сказала она.
И это были её последние слова в тот день.
— Как ты себя чувствуешь, Уилл Бестинг? — спросил Рейнсфорд. — Ты слышишь меня?
— Слышу.
Он кивнул, как будто это были прекрасные новости.
— Я рад, что наконец-то встретился с тобой.
И тут послышался шёпот.
Голос Рейнсфорда и шёпот по отдельности обладали гипнотизирующей силой, но вместе они, должно быть, действовали вообще безотказно. Они резонировали друг с другом и производили шум, какого я никогда раньше не слышал. Как и не слышал с тех пор. Шёпот был мягким и вкрадчивым, он переплетался с резковатым и мрачным голосом Рейнсфорда и пытался проникнуть внутрь сознания. Слова Рейнсфорда были совсем непонятные; по звуку это походило на бормотание заблудшей души, бесцельно скитающейся по земле в поисках места, где можно обрести покой.
Я старался сосредоточиться на одной простой, но очень важной задаче: «Включить музыку, пока не стало слишком поздно».
Когда все остальные вытянули головы и подались вперёд, чтобы лучше слышать Рейнсфорда, я тайком вставил в уши маленькие наушники, отвёл руку за спину, к заднему карману, и нажал кнопку воспроизведения.
«Вечеринка начинается!» — я представил, как это говорит Кит, и от этого мне стало радостнее на душе. Значит, Кит до сих пор находится где-то внутри меня, где я могу найти его, как только мне понадобится его помощь. Покрутив колёсико на плеере, я увеличил громкость примерно наполовину, потому что если бы я поставил её на максимум, то Рейнсфорд наверняка услышал бы, как Джин Симмонс пытается разорвать мои перепонки, наяривая на бас-гитаре.
Потом к столу подошла Эйвери и начала что-то рассказывать. Она, должно быть, наконец-то поведала всем, чего боялась и что не сообщала даже доктору Стивенс во время сеансов. Она делилась с нами своим глубочайшим страхом. Всё это время я повторял про себя: «Эйвери Вароун, ты смертельно боишься седьмой комнаты, потому что там живёт чудовище. Ты не хочешь туда спускаться».
Позже я узнал, чего она боялась, и несколько недель думал, стараясь понять, каким же образом могло происходить её исцеление. Я понял, почему Эйвери считала, что её нельзя излечить. Все мы поняли. Мы поняли, потому что она боялась самого главного: смерти.
Эйвери Вароун смертельно боялась умереть.
Впоследствии я думал, что в её лице Рейнсфорд встретил достойного пациента. Чтобы излечить Эйвери, нужно было провести её через ощущение смерти, и исцеление она могла найти лишь на той стороне могилы, потому что, согласно методу Рейнсфорда, исцелить Эйвери могла лишь смерть. Ему понадобилось бы убить её, но тогда это было бы не лечение, а логичное завершение долгого кошмара.
И всё же процедура продолжалась. Я видел, как взгляд Рейнсфорда скользит по каждому из нас, включая меня. Я видел, как он встал и отошёл от стола, бросив на нас прощальный взгляд. Потом он спустился по лестнице. Я засунул руку в карман, осторожно уменьшил громкость и понял, что в зале стало тихо.