Темный лорд. Заклятье волка

Лахлан Марк Даниэль

— Вот они, эти чудесные огоньки, — проговорил Змееглаз.

Болли Болисон не двигался. Змееглаз, извиваясь, выбрал­ся из-под его тела.

— С головой на плечах ты выглядишь как-то неправиль­но, старина Мимир, друг мой, — продолжал он.

Он поднялся и вынул из ножен свой меч. А потом начал рубить Болли Болисону голову. Он ударил по шее раз пять или шесть, но так и не смог отрубить голову до конца. Маль­чишка засопел от раздражения.

— Был бы ты нормальный покойник, голова отделилась бы легко, — сказал он. — Но голову тебе надо отрезать. По­тому что по-другому неправильно.

Он подошел

к веревке, выходящей из воды, и поглядел на нее, как будто не понимая, что это такое. А потом принялся вытягивать, напевая пронзительным голосом:

— Я рыбак всем на диво, Лучше меня нет. Мелкие и крупные, Светлые и темные, Рыбешки на обед!

Он сделал еще четыре-пять рывков, и из воды показалась почти бездыханная женщина со связанными веревкой рука­ми. Элиф с трудом удержался от возгласа. Это же она, та самая, которая мучила его своим присутствием во сне, та, с кото­рой он поклялся никогда не встречаться, потому что знал — он любит ее слишком сильно и их любовь проклята богами.

В висках пульсировала кровь, взгляд туманился. Он так меч­тал о ней, но не смеет даже приблизиться. Потому что тогда смерть войдет в свое царство, и круговорот бедствий начнет­ся снова.

— А тебя я тоже знаю, — проговорил Змееглаз. — Мы уже встречались с тобой, госпожа. Что ж, пора нам познакомить­ся поближе.

Он вытянул женщину на сухие камни. Она лежала лицом вниз, исторгая из себя воду, хватая воздух жадными глотка­ми. Змееглаз перевернул ее на спину и задрал ей юбки. По­сле чего спустил с себя штаны, перешагнул через них.

— Наверное, теперь, — сказал он, — я докажу раз и навсег­да, что я мужчина. И все мои друзья, мои серебристые, сия­ющие друзья, увидят меня во всем моем великолепии.

Он секунду помедлил.

— Но этот огонек, который я вижу, принадлежит не тебе, госпожа. Почему я не вижу тебя? Два огонька. Наверное, нужно задуть их и посмотреть, чьи мертвые тела удобрят эту богатую почву.

Веревка начала втягиваться обратно под воду.

— А, погоди-ка, — сказал Змееглаз. — Кажется, тут еще одна рыбка!

Человек-волк содрогнулся. Он знал, кто этот мальчик, знал, кто убивает, не прикасаясь, знал, кто сохранил голову Мимира из-за его мудрости и отдал свой глаз у источника. Один. Великий бог. Явился на землю, чтобы умереть, как и было сказано в пророчестве. Тогда, в палатке императора, Элиф был так близок к тому, чтобы освободиться от своей судьбы.

Все чувства твердили ему, что надо нападать, но, хотя Элиф жил, как зверь, он не стал зверем. Здесь женщина. Ес­ли он позволит богу убить себя, что станет с ней? Она будет спасена в жизни вечной и, скорее всего, погибнет в этом во­площении. Однако, увидев ее, живую, такую беспомощную, он испугался за нее, и решимость покинула его. Необходимо защитить ее. Но как он спасет ее от бога? Теперь ритуал у во­ды не провести, для него требуется много времени. Един­ственная надежда на то, что он, со своими обостренными магией чувствами, ориентируется в темноте лучше любого воина. Но и мальчику лампы не нужны.

Снова послышался вой, вселяющий страх. Должно

быть, существует и другой вход, и волк уже вошел. История бога развивается.

Элиф знал, что ему осталось недолго. Судьба волка в том, чтобы убить брата, и это убийство станет последней ступе­нью магического перерождения, в результате волк обретет силу, чтобы убить бога. Элиф обязан спасти женщину. Он произнес имена, под которыми знал ее прежде. Адисла, Элис. Как ее зовут в этой жизни? Это неважно. Теперь ее спасение зависит только от него. Но как это сделать? Спрятать, а по­том, как только появится возможность, искать ответа у ис­точника.

Змееглаз вытягивал веревку, снова распевая:

— Посмотри, на море буря, Грозен серый океан. О твоих мечтах не спросит Буйный ураган. На щеках слезинок капли Жемчугами заблестят, И волны соленой брызги Твои косы оросят. Муж к тебе уж не вернется На закате дня. И пока на море буря Выбери меня.

Один последний рывок, и из воды, заливающей тоннель, вынырнуло что-то белое. Чья-то голова.

Человек поднялся, громко откашливаясь. На щеке у него была глубокая рана. Волкодлак видел, что он тоже здорово наглотался воды, как и женщина, которая лежала на камнях полуобнаженная и хватала ртом воздух, однако опытный во­ин мгновенно взял себя в руки.

— Рагнар, мой любимый убийца! — воскликнул Змее­глаз. — Однажды я уже подарил тебе жизнь, но во второй раз, даже за ту услугу, что ты оказал мне, я не...

Раздался удар стали о кожаный доспех, тяжкий вздох, и Змееглаз осел на камни. Клинок Може пронзил его на­сквозь. Мальчишка схватился за рукоять меча, как будто бо­ясь, что его вынут из раны.

— Хватит с меня твоей болтовни, — проворчал Може. — Попробуй теперь поговори.

Он наклонился над женщиной, проверяя, дышит ли она, и одернул на ней юбку.

— Тебе известно, какое наказание полагается за оскорбле­ние, — прохрипел Змееглаз.

Седой воин поднял диковинный изогнутый меч Болли Бо­лисона, который валялся на камнях рядом с отрубленной го­ловой викинга. Он замешкался, взвешивая оружие в руке, и волкодлак понял, что он собирается отсечь мальчику голо­ву. Змееглаз сидел с остекленевшими глазами и смотрел на Може, будто ребенок, который слушает сказку.

— Нет!

Крик раздался за спиной Элифа. Волкодлак поглядел из своего укрытия влево. Ученый. Воин с седой головой поза­был об умирающем мальчишке и бросился в тоннель на крик.

И снова послышался унылый, монотонный вой — уже не просто эхо, — от которого содрогнулся застоявшийся воз­дух в пещерах. Точно ли этот мальчик бог? Ему суждено уме­реть от зубов волка, однако обычный воин без труда пронзил его мечом. Волкодлаку надо бросить женщину. Волк идет за ней, и если Элиф уберется отсюда подальше, то не погибнет, не примет участия в магическом превращении, благодаря ко­торому божественный волк приходит на землю.