Темный путь. Том первый

Вагнер Николай Петрович

Каждый вечер мы собирались у кого-нибудь из офицеров: у капитана Борбоденко, Тручкова, майора Лазуткина, поручика Борикова, Прынского или у квартирмейстера Семена Ивановича. Каждый вечер шла картежная игра и бесконечные рассказы о прежних и настоящих кампаниях.

Раз мы собрались у Борикова, играли в вист и в штосс. Семен Иванович пришел поздно и объявил новость:

— Сегодня, господа, приехал комиссар в Грозную, а завтра ждут его к нам.

— Ура! — закричали Лазуткин и Бориков. — Значит, кутим!

Комиссары всегда приезжали

с деньгами, и приезд их отличался гомерическими пирами, или, правильнее говоря, кутежами.

— Что же, господа, — сказал Прынский, — при этом удобном случае не худо бы было устроить бал.

— Ну вот! Изобрел! — закричал Тручков. — Откуда юбок достанем?

— Эка не нашел добра… Наших пятеро, пригласим из Грозной, из штаба. Такой бал припустим, что даже черкесы заохают.

— Сейчас! Заохают тебе.

Но мысль устройства бала заинтересовала, как новость, большинство, в особенности молодежь, которая вздыхала по нашим крепостным дамам.

— Мы, господа, позовем грузинок, — ораторствовал молоденький поручик Винкель. — Пригласим из штаба оркестр!

— Лезгинку! — кричал поручик Корбоносов. — С ложечками! — И он начал приплясывать, прищелкивая пальцем и припевая:

— Джюрьга! джюрьга! дожюрьга-на!

XXVII

На другой день после фронтового ученья я пришел к Борикову. У него уж было несколько офицеров, и между ними ораторствовал и толстенький человечек в комиссариатском военном сюртуке, пухленький, кругленький, с небольшой лысиной, маленькими бегающими глазками и красным носиком. Это и был комиссар — Иван Петрович Струпиков.

— Да вы что же, господа, предполагаете? — спрашивал он. — Вы думаете, что мы и каши с маслом есть не умеем. Едим-с! Едим и кладем-с исправно в собственный департамент. — И он ударил себя по боковому карману.

— Да никто этого не предполагает! — вскричал Борбоденко. — И никто в том не сомневается! Что вы беспокоитесь! Жрецы и комиссариатские крысы — это уж издревле, всегда, ныне и присно были заправские цапалы-мученики.

— Цапалы, хапалы, крючковики, цепуны, акулы… Ха! ха! ха!

— Позвольте-с! Позвольте, господа! — перебил Струпиков. — Нет-с, позвольте. Мы берем — это верно — берем… Но смею спросить, разве мы это делаем без разрешения и одобрения?

— Как без одобрения!

— Так-с. Позвольте. Я вот вам расскажу маленькую историйку. Был я назад тому четыре года в арестантском управлении, и понадобилось (то есть больше нашему брату понадобилось) на разные исправления при арестантской роте и устройство каменной бани… по анкете-с… сколько вы предполагаете? А? 8117 рублей с копейками!!

— Да баню-то выстроили, что ли? — резко спросил Прынский.

— Нет-с! Грунт оказался некрепкий.

— Ха! ха! ха! — И Струников хохотал сильнее других.

— Нет, позвольте! Позвольте, господа! Я сейчас доложу. В тот год были, правду надо сказать, тяжелые сметы по губернии.

Был холерный год. На больных было отпущено из сумм казанской палаты 6580 рублей с копейками.

— А сколько копеек, не помните?

— Нет-с, этого не помню.

— Ха! ха! ха!

— Нет-с, позвольте, господа! От приказа общественного призрения для больницы было отпущено 6501 рубль с копейками; да на исправление ночлежного здания в селе Красная Горка 4917 рублей с копейками; да на постройку ночлежного здания по сибирскому тракту в Высокой Горе — 11281 рубль с копейками; да на исправление этапных зданий в Бурундуках и Бикбулатове 7281 рубль с копейками. Вот какие куши!

Но пословица говорит: крупный баран не бык, а мелкие барашки стоят быка. А этих мелких барашков разных там: где 200, где 500, где 700 рублей, — и набралось всего-навсего… сколько бы вы думали?

— Ну! 20000, — догадался Бориков.

— Нет-с! Поднимите выше, да и подержите: 52915 рублей с копейками. Вот какая крупица!!

— Откуда же взяли эту крупицу?

— С земских повинностей.

XXVIII

— Так это вы с православных мужичков содрали!! — вскричал Тручков.

— Да-с, с них-с самых… Но позвольте же, господа, ведь все это было, так сказать, с одобрения. Смета была представлена на утверждение, и господин министр финансов нашел, по рассмотрении ее, что «из числа включенных в оную расходов, одни основаны на последовавших Высочайших повелениях и разрешениях правительства, прочие же предположены губернским начальством на исправление и постройку этапных зданий, устройство коих необходимо… а посему смету сию и раскладку на будущий год утвердить…»

— А арестантов-то освещали и просвещали?

— А то как же-с. На расходы, на освещение, на отопление введено в смету на удовлетворение К. градской думы 1118 рублей с копейками.

— А сами-то грелись?

— Ха! ха! ха!

Струпиков пожал плечами.

— Смотрителя, известное дело, грелись и освещались… — сказал он смиренно. — А мы, так сказать, только пенку сняли.

— Ха! ха! ха! ха!

— А сколько каждогодно собирается повинностей? — спросил серьезным голосом Лазуткин.

— В этот год должно было быть собрано около 5000 рублей.

— Так это вы ухитрились увеличить смету более чем в 10 раз. Молодцы!

— Да! Позвольте же-с! Ведь холерный год!! Затем подошли разные статьи…

— А сколько собирается с души каждогодно?

— По одной копейке с души.

— А вы насколько увеличили сбор?

— Да ведь говорят же вам, что необходимо было.

— Да насколько, насколько?

— Всего-навсего пришлось по 9¹/₄ копеек с души.

— Ух! — крикнул Лазуткин.

— Да помилуйте, господа, что же с значит мужику в год 9 копеек?! Меньше гривенника-с! Ведь он, каналья, каждый день больше в кабак стащит. Ей-богу-с!