Тёмный
Шрифт:
– Нда… Психушки нам еще не хватало.
Арбузов – старший следователь со стажем. Давно бы ушел на заслуженный отдых по выслуге, да все доработать хотел хотя бы лет до шестидесяти. У начальства на хорошем счету, раскрываемость приличная, авторитет среди коллег – и уходить-то жалко, вроде и причин весомых нет. Только вот полсотни скоро стукнет, работать все тяжелее и тяжелее. Запала былого не осталось.
– Орудие нашли?
– Нет нигде, – виновато протянул длинный.
Арбузов поморщился, потер широким указательным пальцем переносицу
– Придется повозиться. Здрасьте, жопа, новый год!
– Тебя назначили-то? – безучастно спросил опер, словно уже и сам знал ответ.
– Да… – протянул Арбузов, – скорее всего.
Тяжело вздохнув, он подошел к застывшей в одной позе девушке.
– Эй, алле, – проголосил он, махая перед лицом несчастной руками, – ну приехали, вообще реакции ноль. И что с ней делать?
– Геннадич, соседей мы опросили, – стал отчитываться коренастый, – протокол подписали. Труп предположительно хозяина квартиры. Соседи вроде как признали, но надо бы родственников найти. При девице документы были – племянница жертвы.
– Вот ведь кренделя какие, – изумился следователь.
– Ночью соседи слышали крики, стоны. Думали, мол, потехи прикроватные, так сказать. А потом вопли истошные пошли, вот они и вызвали полицию.
– Понятно, – протянул Арбузов, потирая пальцем переносицу, – ну хорошо. И это, давай родственников, друзей найди, опроси. Потом ко мне.
– Понял.
Тем временем Красноярск просыпался. По дорогам-артериям хлынул поток разномастных автомобилей. В другом конце протяженной части города, что на левом берегу Енисея, примерно в часе езды на автобусе от «синих крыш», в гордо возвышающихся над остальным городским массивом стенах университета начался новый день.
Гришин Денис Александрович с детским волнением перешагнул порог учебного заведения. Полтора года работы следователем еще не стерли в памяти воспоминания о нервном мандраже перед очередной сессией. Знакомый воздух, в каких бы стенах его ни заключить; казалось, что в его родной alma mater – школе милиции, что здесь – все тот же запах учебы. Словно его специально вырабатывают. Наверно, студенты всего мира едины в своем предэкзаменационном страхе.
Он мог бы отправить оперативника, так и нужно было сделать, но Гришин решил сам опросить свидетелей – все-таки первое серьезное дело. До этого Гришину подкидывали всякую мелочовку. А совсем недавно он перевелся в Главное управление, и вот она, настоящая работа.
У кабинета заведующего кафедрой финансов начинающий следователь остановился. Телосложения он был крепкого, спортивного, ростом чуть выше среднего. Сосредоточенно выдохнув, Гришин поправил рукой и без того аккуратно лежащие в короткой стрижке светлые волосы. Внешностью молодой человек обладал приятной, от девушек отбоя не знал. Но светлые глаза, пухлые губы создавали образ томного блондина, с чем он никак не мог смириться. Да и выглядел моложе своих лет. Амбициозный по натуре Гришин
– Степан Федорович? Добрый день! Гришин Денис Александрович, следственный комитет.
– Да-да, я понял, заходите, заходите, присаживайтесь, – услужливо залепетал завкафедрой.
Степан Федорович подставил гостю стул, вежливо улыбался и создавал вид степенный и сосредоточенный. Только беспокойные руки то и дело тянулись к вискам, приглаживали и без того зализанные и переливающиеся жирным блеском редкие волосы.
– У меня к вам несколько вопросов о Мартынове Олеге, – начал Гришин.
– Знаю-знаю, – перебил его Проскуров, глубоко вздохнул, и на лице его нарисовалось скорбящее выражение.
Гришина слегка передернуло. Завкафедрой он не знал, но почему-то физиономия его казалась пропитанной насквозь фальшью.
– Я сразу запротоколирую, если не возражаете. Он у вас числился на дневном?
– Да.
– И как у него с успеваемостью было?
– Да… знаете ли, все хорошо. На красный шел, да.
– С остальными учащимися ладил?
– Ладил, ладил! Его любили почти все! – отчеканил Проскуров.
– Вы так хорошо осведомлены о нем. У вас ведь много студентов? Вы обо всех так много знаете? – Гришин задал вопрос и начал что-то записывать на листке бумаги.
Проскуров слегка запнулся. Его глаза пытались рассмотреть, что же там строчит следователь, шея вытянулась, и сам он, казалось, сейчас расстелется посреди стола. Но следователь поднял взгляд и строго посмотрел на собеседника. Завкафедрой громко сглотнул, потом, словно опомнившись, начал неуверенно:
– Д-да я бы не сказал… Извините, к-как вас величать?
– Денис Александрович.
– Да-да, Денис Александрович, совершенно верно. – Проскуров вытер ладонью капли пота со лба и продолжил: – Пятикурсники тут все глаза нам со своими дипломами намозолили. Все как на ладони. Да и самоубийство не каждый день бывает, знаете ли…
– А почему вы решили, что это самоубийство? – вдруг строго спросил следователь.
– К-как же? Так говорят…
– Кто говорит?
От удивления Проскуров уставил свои глаза на Гришина и не нашелся, что ответить. Промямлил только:
– Н-но как? Все говорят… Повесился, мол… А что, разве нет?
– А его сокурсники что говорят? Друзья-то были у него?
– Да тоже что повесился.
– А о нем что говорят? Как его характеризуют?
– Странный он какой-то был, понимаете?
– В каком смысле странный?
– Ну… – От напряжения Степан Федорович выпучил глаза, красные тоненькие прожилки опутали круглый белок.
Гришин отвел взгляд. Но на листке что-то начеркал, что еще больше взволновало завкафедрой.