Тень Большого брата над Москвой (сборник)
Шрифт:
А по дороге набрал номер телефона своего близкого товарища, попросив его часам к четырем подъехать по адресу студии, прихватив с собой кое-что из слесарного инструмента.
3
Когда Тимофеич, неловко ковыляя на своей больной ноге, наконец-то, прибыл по указанному адресу, уже начало смеркаться. Но Воронцов подумал, что это даже к лучшему. Так они меньше будут привлекать внимания.
Показав Тимофеичу на опечатанную дверь с большим висячим замком, он только спросил:
— Ты как? Сумеешь вскрыть этот сейф? Или надо вызывать
— Обижаешь, начальник. — Надул губы Тимофеич и отошел на пару шагов, что-то примеряя в уме.
Затем достал из своей огромной сумки складную ножовку по металлу и начал прилаживать полотно. Оттуда же — из сумки — извлек баночку с какой-то мазью и начал ею активно смазывать дужку замка.
Закончив предварительные процедуры, ловко примостился сбоку от двери, каким-то невероятным образом выгнулся и принялся пилить замок.
Вся работа заняла у него не более пяти минут. После чего он торжественно выдернул замок из ушек, слегка приоткрыл дверь и провозгласил:
— Извольте! Путь к счастью открыт!
Прежде чем войти внутрь помещения, Воронцов еще раз внимательно изучил полоски бумаги, которыми была опечатана дверь студии. И, удостоверившись, что там нет ни одной печати службы судебных приставов, смело распахнул дверь, предлагая Вере Александровне войти внутрь.
Та на некоторое время будто замерла на пороге. Затем тихонько сделала шаг вперед по лестнице, ведущей в полу подвальное помещение и начала осторожно спускаться.
Привычно нашарив рукой выключатель справа от входной двери, она щелкнула им и замерла в нерешительности, словно боясь, что увидит там что-то совершенно невероятное.
Предчувствия ее не обманули и на этот раз.
То, что предстало глазам Троицкой, Воронцова и Тимофеича, не поддавалось никакому описанию.
Все помещение студии походило на поле недавней битвы. Посреди комнаты валялись порванные детские рисунки и раздавленная керамика. Со стен свисали остатки креплений, на которых когда-то висели детские картины. А в самом центре возвышалась развороченная до неузнаваемости муфельная печь, возле которой прямо на пол была вывалена сухая глина.
Было видно, что кто-то много раз наступал огромными сапожищами в эту самую глину. Потому что грязные следы от нее пересекали всю комнату вдоль и поперек.
Но больше всего Воронцова поразил вид треснувшей иконы Божьей Матери, сиротливо валяющейся под ремесленным верстаком. Божья Матерь с разбитым грязными сапогами лицом смотрела на них с жалостью и укором, как будто взывая о возмездии. При этом лик младенца на ее руках вообще превратился в одно сплошное черное месиво.
Увидев раздавленную икону на полу, Вера Александровна в ужасе попятилась назад и начала истово креститься.
— Господи помилуй! Господи помилуй! Прости нас, Пресвятая Дева Мария! Это нам за грехи наши!
Она опустилась на колени и поползла в сторону лежащей иконы. При этом совершенно не обращая внимание на то, что подол ее платья моментально превратился в одну сплошную грязную тряпку. Она бережно подняла икону с пола и начала вытирать рукавом кофточки, продолжая про себя повторять: «Господи помилуй! Господи помилуй!» Долго и любовно протирала лик младенца. После чего бережно прижала икону к груди и заплакала.
— Господи! Ну за что нам такие муки?.. Что мы плохого сделали этим иродам проклятым?..
Виктор Петрович и Тимофеич аккуратно подняли Веру Александровну с пола и усадили на единственный оставшийся целым стул.
Тимофеич долго моргал глазами, озираясь по сторонам. Затем длинно витиевато в сердцах выругался и достал из кармана пачку сигарет.
— Это ж надо, до такого додуматься?! — выдохнул он вместе с клубами табачного дыма. — Чтоб этим иродам — ни дна, ни покрышки! У нас в армии за такие дела за яйца подвешивали! — Он виновато взглянул на Троицкую и только пожал плечами. — Вы уж меня извините — дурацкая привычка старого армейского старшины. Но уж ноги-то им я бы точно повыдергивал! — Он еще раз обвел взглядом обстановку в комнате. — И что мы теперь, Петрович, будем делать? Это ж — форменное хулиганство! Сюда надо милицию вызывать!
Но Воронцов уже набирал номер дежурного по городу.
— Алло! Девушка? Запишите, пожалуйста, вызов для оперативной группы. Меня зовут Виктор Петрович Воронцов. Я — эксперт Государственной Думы. Пусть приедет бригада и зафиксирует разгром детской художественной студии. Мы будем ожидать на месте. Здесь находится руководитель студии, которая даст необходимые показания.
4
Милиция прибыла часа через полтора. И то лишь после нескольких дополнительных звонков в дежурную часть местного ОВД.
До их приезда Вера Александровна несколько раз порывалась наводить в студии порядок. Но ей постоянно объясняли, что именно это го-то сейчас делать и нельзя. Потому что будет нарушена вся картина происшествия. И тогда она просто бродила по разгромленной комнате, пытаясь найти хоть какую-то мало-мальски сохранившуюся детскую поделку.
Уже перед самым приездом оперативной группы в подвальчик заглянули две пожилые женщины и парень лет двадцати пяти.
Увидев полный разгром, женщины в растерянности остановились на пороге, пытаясь сообразить, что здесь произошло. А парень только присвистнул и, едва кивнув присутствующим, бросился к Троицкой.
— Они все-таки это сделали?! Вот сволочи! Я же говорил! Надо было давно нам с ребятами подпалить их чертову управу!
— Ну что ты, Вадик? Зачем же мы должны уподобляться этим нелюдям? — Вера Александровна сокрушенно развела руками и показала взглядом на икону Богородицы, лежащую поверх разбитых ящиков с глиняными поделками. — Видишь? Они даже Матерь Божью не пощадили. У них ничего святого нет за душой…
Парень тихонько приблизился к иконе, несколько раз перекрестился и надолго приложился к ней своим лбом.