Тень Чернобога
Шрифт:
Но даже потом, вспоминая этот момент и захлебывающегося зловонным дымом епископа, она видела перед глазами расцветающую черным цветком крылатую фигуру. И стоило этому призраку, смешавшись с факельными тенями, растаять, как епископ обмяк, повис тряпичной куклой на руках Анны. Губы продолжали шептать молитвы – Анна с уверенностью распознала первые строчки Credo in unum Deum [17] , - а взгляд больного между тем подергивался туманом и мерк: епископ явно проваливался в забытье.
17
Credo in unum Deum – первая фраза Символа веры, переводится как «Верую во единого Бога».
– Отнесите его в покои, – приказала Анна, убедившись, что припадок владыки закончился.
Это странное утро они оба предпочли более никогда не вспоминать.
Катя и Данияр снова оказались в красноярской квартире. Едва выйдя из сумрачного круга, он направился из кухни в спальню.
Катя побежала за ним – он уже укладывал Ярославу на мамину кровать.
– Ее надо перевернуть на живот, – велел он. – Надо посмотреть, что с ожогами.
Дав распоряжение, он стянул с себя куртку, бросил ее в угол, на кресло, а сам вышел.
Катя слышала, как шумела в ванной вода, слышала его голос – он шептал заклинания, девушка едва могла различить слова. Она осторожно перевернула Ярославу, как сказал поводырь, растерянно посмотрела на дверь.
Данияр появился почти сразу. В руках тазик с водой – от нее поднимался сизый пар – и губка.
– Свитер снимай, только осторожно, – велел он снова.
Катя послушно стянула свитер с Ярославы, отметив жуткие кровоточащие проколы на спине. Данияр наклонился, чтобы посмотреть ближе.
– Хорошо, – пробормотал.
– Что хорошего-то?
– Хорошо, что у них была задача не Ярославу покалечить, а добраться до тебя, и они не торопились, в жаровне угли редко меняли. Хорошо, что не раздели, а джинсы оказались достаточно плотными… Иначе обварилось бы все вокруг ран.
Он намочил губку, осторожно провел по ткани брючин там, где кровь запеклась и прилипла, тщательно намочив ее. Пока джинса пропитывалась, потянулся к столу и достал из подставки ножницы, аккуратно разрезал материю от щиколоток до талии. Приподняв девушку за бедра, скомандовал:
– А сейчас медленно-медленно снимай. Но не тяни, чтобы кожу не сорвать. Поняла?
Катя кивнула, закусила губу. Они действовали очень осторожно. Катя видела, как джинса пропиталась кровью, как потемнела и обуглилась ткань. Ярослава стонала, но не приходила в сознание.
Едва раздев ее, Катя ловко прикрыла бедра подруги простыней и отбросила джинсы в сторону.
Посмотрела на Данияра:
– Тут раны тяжелые и ожоги. Я не знаю, чем такие лечить… Нужен врач.
Тот кивнул.
– Разберемся, – он опустился на колени, взял в руки свою куртку, осматривая внутренние карманы, вытаскивая какие-то свертки и снова убирая их.
– Данияр, а кто это был? Там, в лесу?
Он удивленно замер, обернулся через плечо:
– Ты тоже видела?
– Да. Черный. Демон или что-то вроде того…
– Что-то похлеще… Кто-то похлеще, вернее сказать.
В одном из карманов он обнаружил сверток и нож с каменным лезвием и темной деревянной ручкой.
– Воды надо, чистой. Принеси, пожалуйста.
Пока Кати не было, Данияр разложил на ковре нехитрые инструменты. Она поставила тазик с водой рядом, опустилась на колени, чувствуя себя абсолютно беспомощной, – не знала, чем заняться, и потому была рада активности поводыря.
– Что мне делать?
– Пока – молчать, – Данияр встал на колени у кровати, зачерпнул воды из тазика и, чуть отодвинув простыню, сбрызнул кровавые волдыри, стал водить над ними лезвием, аккуратно, не касаясь поврежденной кожи. – Возьми на себя зло жгучее, боли болючие, унеси за собой в чисто поле, собери в туман, подхвати дождем да смешай эту хворь да с морской водой…
Он шептал и водил лезвием над ранами, Катя смотрела через его плечо, затаив дыхание, – ждала, что раны начнут прямо на глазах затягиваться. Но ничего такого не наблюдалось.
– Кто так раны заговаривает? – невнятно пробормотала Ярослава, с трудом приподнимаясь над подушкой.
Катя взвизгнула:
– Ярушка, милая, жива!
Посмотрев через плечо, Ярослава прикрикнула на поводыря:
– Куда смотришь?! – натянула на себя простыню повыше и тут же застонала. – Ой, как мне худо…
– Я уж думала, не очнешься… Как ты? Как помочь тебе?
Данияр сел на пол, опустил руки, озадаченно уставился на Ярославу:
– Что значит «кто так раны заговаривает»? Я…
– Брехня это все, а не заговор… Ты еще подорожник приложи.
Данияр смутился:
– Ну не знаю, лекарь из меня, конечно, тот еще, но зверью помогает.
– Так то животные, другое дело, – Ярослава с трудом повернулась на бок, огляделась. – Чего ж, воротились назад? Это сколько я почивала? Ой, как болит все… как больно-то везде.
Она перевернула ладонь, с удивлением изучила цепочку глубоких проколов, тянувшихся от запястья до локтя.
Катя суетилась рядом: то доставала мамину аптечку, то проверяла пузырьки и бинты, то присаживалась на край кровати, то опускалась рядом на колени с промоченным антисептиком тампоном, то гладила Ярославу по голове. Ярушка поморщилась.
– Водички хочешь?
– Хочу…
Катя сиганула в коридор. Пока ее не было, Ярослава спросила:
– Что, не нашли дневники?
– Нет…