Тень Цитадели

Юрьева Ирина

Меня вдруг разобрала злость. Я завернулась в полотенце и повернулась лицом к зеркалу. Резко провела ладонью по запотевшей поверхности, чтобы видеть отражение. Отрежу волосы, совсем, и плевать на этикет при дворе, а тем более на правила Цитадели.

— Лисса, — тихо позвал Мир. — Что за шрам у тебя под грудью? — от его голоса у меня побежали мурашки по коже. — У тебя было ранение? В сердце?

— Ранение? — зачем-то переспрашиваю, продолжая смотреть в зеркало. — Ты знаешь, как становятся жрицами?

Мне видно в отражении, как он передергивает плечами, как перекатываются мышцы под белой футболкой. Вопрос явно поставил его в тупик.

— Говорят, чтобы обращение завершилось, нужно убить человека. — Мир говорит это с какой-то усмешкой.

Ещё бы, только ленивый не знает это поверье про нас. Я улыбаюсь, а потом поворачиваюсь и говорю, глядя прямо в его глаза:

— Да, это правда. Чтобы стать слугой Цитадели, нужно убить человека… себя. Добровольная жертва. — слова отчего-то даются с трудом.

Мирон застывает в изумлении.

— Что? Что ты такое говоришь? — его голос звучит удивленно.

— Ты хотел знать, как я стала жрицей? — он выше меня немного, поэтому приходится чуть поднимать голову, чтобы держать его взгляд. — Так слушай!

***

На юге страны сентябрь ещё очень теплое время. Солнце уже не жарит так беспощадно, и темнеет рано, но еще можно ходить в одной футболке и купаться в теплом море. Вот и сегодня, встав рано утром, я побежала на пляж, чтобы успеть поплавать в море. В течение дня работы по хозяйству очень много, тут уж не до плескания в морской воде. К тому же сегодня младшей сестрёнке исполняется шестнадцать лет, праздник все-таки! Я обещала ей приготовить её любимый пирог с яблоками и творогом, а если есть его в прикуску с мороженным, то оторваться невозможно. Марьяна чудесный, светлый ребёнок, которого ещё не успел испортить тот самый вредный переходный возраст. И пусть мы сестры только по матери, это не мешает мне её сильно любить.

Вода ещё была прохладной после ночи, но если плавать активно, то самое то. Я вынырнула в нескольких метрах от берега, сделала несколько мощных гребков и обернулась. Солнце лениво выползало из-за горы, лаская своими лучами верхушки деревьев. На берегу стояла невысокая фигура в чёрном плаще. Женщина подставила лицо ветру, то и дело налетавшему с воды. Он трепал её волосы и полы балахона. Увидев меня, она улыбнулась широко и открыто. Жрицы редкие гости в наших краях, слишком далеко мы от столицы с ее мрачной Цитаделью. Мне стало не по себе.

Домой я практически бежала, предчувствие чего-то неотвратимого съедало душу изнутри. У ворот стояла незнакомая машина, а во дворе две жрицы разговаривали с плачущей матерью. Она испуганно смотрела на них, а потом упала на колени.

— Мама! — я подлетела к ней и попыталась поднять. — Что случилось?! Что происходит?

— Марьяна, — сквозь слезы выдавила она. — Они призывают в Цитадель Марьяну!

Внутри все похолодело. Этого не может быть. Сестра ещё совсем ребёнок.

— Почему? — глупо спросила я.

Женщина в чёрном откинула капюшон и улыбнулась мне, совсем как некоторое время назад на берегу. Да, это была она же.

— Алисонька, девочка моя, как мы будем без Марьяны? — причитает мать, — Госпожи, пощадите! Не забирайте! — мама срывается на крик, а у меня наоборот, словно все заложило в ушах.

Марьяшка, моя любимая сестрёнка должна отправиться в Цитадель? Как это? Все знают, что, когда рождается жрица, то должен умереть человек. Так получается ее убьют? Нет, нет.

— НЕТ! — я сама не узнаю свой голос. — Нет! Вы её не заберёте.

Мама все причитает, кажется, даже не слушая, что происходит вокруг. Самой Марьяны рядом не видно, оно и к лучшему.

— Как ты смеешь говорить в подобном тоне, девчонка?! — взвизгивает одна из жриц.

Половину ее лица скрывает капюшон.

— Тише, Мэлтерия, — осуждает ее та, что была на берегу, — Может, девочка хочет что-то нам сказать?

Да, девочка хочет сказать, но у нее язык к небу присох. Сейчас мне надо принять решение, от которого зависит моя дальнейшая жизнь. Или не жизнь? Что там, по ту сторону стен Цитадели? Маме будет лучше с Марьяшей, чем со мной? Не знаю… Но, если с ними что-то случится, простить этого себе точно не смогу.

— Я поеду вместо неё!

Жрицы рассмеялись в голос. Одна зло и презрительно, а другая наоборот, радостно.

— Ты уверена? Понимаешь, что обратной дороги нет?

— Терр! — Мэлтерия вытаращила от ужаса глаза. — Ты с ума сошла! У нас нет данных о ее отце! Он мог быть кем угодно! Возможна примесь магической крови или вообще эльфийской!

— И что? — пожала плечами женщина.

— Она может не пережить обращение, и это только в лучшем случае! — Мэл не стеснялась говорить такое при мне, словно я неодушевленный предмет. — Или того хуже, сорвётся напрочь.

Мэл была явно в ужасе. Терр же, напротив, радовалась моему выбору, словно именно это ей и нужно было.

— Добровольная жертва, Мэл, — тихо говорит она, протягивая мне руку. — Добровольная жертва, девочка. Как твоё имя?

— Алиса, — мой голос звучит иначе, чем всегда.

— А меня зовут Эттеррия, — опять широкая открытая улыбка. — Идём с нами, Алиса. Цитадель принимает твою жертву.

Я тяжело вздохнула, взглянув на Мирона. Мы так и стояли в ванной вдвоём.

— Времени на сборы и прощания не дали. Я ушла из дома в тот же день и час, не оборачиваясь, не оставляя себе права передумать. Это был осознанный выбор. Дорога заняла около трех дней. Сейчас это сложно вспомнить, Эттерри все время читала какие-то то ли заклинания, то ли мантры. От этого кружилась голова и ничего не хотелось, — рассказ давался все тяжелее. — После я никогда больше не видела моря…

Мне вообще непонятно, почему впервые за столько лет захотелось рассказать кому-то эту историю. А он смотрел на меня, не отрывая глаз. И в его взгляде не было фальшивого сочувствия или осуждения. Мир просто помогал пережить мне те дни снова, но теперь без страха.

Потом был день обращения. И он всегда будет снится мне в кошмарах. В памяти все свежо, как будто это было вчера.

Я отрицательно качаю головой, но покорно принимаю чашу из ее рук. Первый глоток обжигает горло, словно кипяток, второй растекается свинцовой тяжестью по организму, а третий… Третий дарует боль, струящуюся по венам.