Тень дракона
Шрифт:
– Хорошо, – туман это только туман.
И ничего более. Все остальное за него придумывает испуганный и уставший мозг Шатова. Ничего. Осталось совсем немного, напомнил себе Шатов.
Осталось совсем немного, повторил про себя Шатов, когда сел в микроавтобус и дверь, закрывшись, легко отрезала прядь тумана.
Шатов готов был поклясться, что прядь еле слышно вскрикнула и билась в предсмертных судорогах до тех пор, пока совсем не растворилась в воздухе.
Молчал не только Шатов. Ни словом не обменялись
Климов вынул из пистолета магазин, извлек из него патроны и тщательно стал их перетирать. Это напоминало обряд. Каждый патрон Климов подносил к губам, дышал на него, тер о рукав куртки и вставлял в обойму. Двенадцать, автоматически пересчитал Шатов. Несколько раз передернув затвор и щелкнув курком, Климов вставил магазин в рукоять пистолета. Потом положил пистолет в боковой карман куртки и принялся разминать кисти рук.
– Приехали, – коротко сказал Балазанов.
Шатов вздрогнул, огляделся.
Снаружи, сквозь туман, пробивался свет фонарей. Мелькали какие-то тени.
– Пора, – сказал Сергиевский.
– Я пошел.
Он пошел. Дверь за собой закрывать не стал. Им тоже выходить. Они должны следить за тем, чтобы Дракон… Чтобы что? Не убил Шатова?
Это правильно, Шатова убивать нельзя.
Микроавтобус остановился за сквером, с другой стороны которого возвышался памятник. Памятника видно не было.
Вообще ничего не было видно, кроме нескольких деревьев с краю.
Шатов поднял воротник.
Холодно. Он вдыхает туман. Впускает холод в себя.
Смотри под ноги, Шатов. Ступай аккуратно и смотри под ноги, чтобы не споткнуться или не поскользнуться. Это было бы не слишком здорово, явиться на встречу к дракону с ног до головы перемазанным грязью.
Грязью, вздрогнул Шатов.
Он и так перемазан грязью. Все они перемазаны грязью, копошатся в ней, пытаясь соорудить друг из друга… Это было во сне. Не нужно об этом.
Площадь освещалась по периметру. Фонарей видно не было, просто светился туман. Был туман, были лоснящиеся от пота булыжники мостовой, и был Шатов.
И тишина.
Туман надежно глушил все звуки. Как во сне.
Шатов повертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Не получилось. Он сам выбрал это место для встречи. Сам. И сейчас проклинал себя за это. У него совершенно беззащитная спина. Здесь нет даже стены, чтобы прижаться к ней и получить хотя бы иллюзию безопасности.
Откуда выйдет Дракон? Метро уже не работает. Из парка или со стороны гостиницы. Откуда угодно.
Он выйдет, приблизится к Шатову, легко взмахнет рукой… Горло Шатова обожжет огонь… Это не больно, сказала отрезанная голова.
Шатов резко оглянулся, ему показалось, что сзади кто-то есть. Показалось, дробно простучало сердце. Только показалось.
А потом туман исчез, разом, как во сне. И Шатов оказался посреди мокрой площади, под светом фонарей. И никого. На другом конце площади, мимо бывшего обкома партии, время от времени проезжали машины.
Интересно, сколько времени? Шатов оглянулся на здание университета и сплюнул, часы на нем не освещались. Сколько он уже ждет? Полчаса? Час?
Шатов хлопнул себя ладонью по лбу, достал из кармана телефон, нажал на кнопку и посмотрело на время. Всего восемнадцать минут первого.
Или уже восемнадцать минут? Дракон решил не приходить, опасаясь ловушки, или все еще ходит вокруг, высматривая засаду.
Как холодно. Руки застыли совершенно. Шатов спрятал их в карманы. Интересно, знобит его от страха или от холода. Он не боится. Это точно. Он просто ждет встречи. Короткой, как взмах ножа, или долгой… Он устал прятаться. Он хочет ясности. Он…
– Шатов, – неожиданно звонко прозвучало сзади, от памятника. – Он не придет.
Балазанов легко спустился по ступенькам и потер руки:
– Напрасно мерзли и психовали. Дракон позвонил майору на мобилу, сказал, что передумал встречаться.
– А почему не мне?
– А ты у него спроси, если свидишься, – засмеялся Балазанов. – Не знаю как у тебя, а у меня словно здоровенная каменюка с души свалилась. Поехали на базу, майор уже перезвонил в управление, будем дерьмо разгребать. Вот уж на нас покуражатся!
– Он сказал, почему не пришел?
– С ним майор разговаривал, выключил телефон и выматерился. Все. Спросишь у самого, – Балазанов быстро пошел через сквер к микроавтобусу.
Не пришел. Все-таки – не пришел. Передумал. Или испугался. Или даже и не собирался, а действительно тянул время. Теперь это уже не выяснить. Теперь – все. До самой смерти. Больше Шатов не станет играть в его игры. Теперь Шатов должен исполнить свое обещание. Кто даст ему эфир? Нужно подумать.
Балазанов подошел к машине, открыл дверцу и энергичным жестом пригласил Шатова во внутрь.
Шатов подошел, взялся за ручку, поставил ногу на подножку.
– Не выхолаживай салон, – сказал Балазанов.
Запах.
Шатов наклонив голову хотел было шагнуть во внутрь салона, но запах его остановил. Кровь? Кровь…
– Что? – Закончить вопрос Шатов не успел – удар обрушился на затылок и толкнул Шатова в темноту…
…-Вспоминай, потребовал голос.
– Что?
Вспоминай…
Мне нечего вспоминать, сказал Шатов. У меня очень болит голова.
– Так тебе нечего вспоминать, или у тебя болит голова?
У меня болит голова. У меня дико болит голова. Меня ударили по ней…