Тень Эндера
Шрифт:
– И я единственный взводный, который разом теряет двух солдат?
– Эндер сказал – по одному из каждого взвода. Пять плюс я.
– Блин! – буркнул Том. – И ты, и Эндер не подумали, что ваше решение бьет по мне куда сильнее, чем по другим четырем взводным. Что бы вы там ни мудрили, но почему бы вам не ограничиться пятью – четыре солдата и ты? Будет по одному из каждого взвода.
Бобу хотелось поспорить, но он подумал, что открытое столкновение лбами ему ничего хорошего не принесет.
– Ты прав, я об этом не подумал; и ты прав, что Эндер может передумать и изменить свой приказ, когда поймет, какой ущерб это наносит твоим тренировкам. Поэтому, когда он
Бешеный Том задумался. Боб видел, что гнев в нем еще кипит. Однако положение лидера заметно изменило Тома. Теперь он уже не взрывался сразу, как это было раньше. Он взял себя в руки. Успокоился. Подумал.
– О’кей, я поговорю с Эндером. Если Совок не против заняться этим делом…
Оба поглядели на Совка.
– Думаю, это было бы неплохо, – сказал Совок. – Занятное дело.
– Удерживать вас не буду, – пробурчал Том, – но и болтать о вашем дурацком взводе на моих тренировках запрещаю. Пускай эти дела остаются за пределами моего взвода.
Оба согласились. Боб видел, что Бешеный Том поступает умно, выдвигая свои требования. Это специальное назначение ставит их в некоторую изоляцию по отношению к солдатам взвода «С». Если они оба начнут еще шептаться друг с другом о своих делах на тренировках, остальные почувствуют себя как бы вне некой элиты. В других взводах этого не произойдет – там будет всего по одному новобранцу Боба. А стало быть, и никакой изоляции не предвидится.
– Слушай, не буду я говорить с Эндером об этих делах, – снова заговорил Бешеный Том. – Раз нет проблем. О’кей?
– Спасибо, – ответил ему Боб.
И Бешеный Том отправился в свою койку.
«Я провернул это дело мастерски. Никто не обозлился».
– Боб, – позвал его Совок.
– А?
– Один вопрос.
– Мм?
– Не зови меня Совком.
Боб немного подумал и вспомнил, что настоящая фамилия Совка – Дюшеваль [16] .
– Предпочитаешь кличку Два Коня? Похоже на прозвище воина из племени сиу.
16
Имеется сходство в произношении английского shovel (скребок, совок) и французского cheval (лошадь).
Совок расплылся в улыбке:
– Звучит куда лучше, чем название инструмента, которым чистят конюшню.
– Дюшеваль, – сказал Боб. – С этой минуты и во веки веков.
– Спасибо. Когда начнем?
– Сегодня в свободное время.
– Бакана.
Боб уходил от койки Дюшеваля чуть ли не вприпрыжку.
Он добился своего. Он сумел. Во всяком случае, один раз. Еще до конца завтрака все пять вакансий во взводе были заполнены. Насчет четырех Боб сперва поговорил с их взводными. Ни один из них ему не отказал. Так Боб получил свой взвод только за то, что пообещал Дюшеваля называть Дюшевалем.
Графф, Даймак и Дэп сидели во временном кабинете полковника, размещавшемся в центре управления Боевого зала.
Шел ставший уже привычным спор между Даймаком и Дэпом, возникший практически на ровном месте, обсуждались какие-то разногласия по поводу мелкого протокольного вопроса. Этот спор внезапно вылился в поток взаимных обвинений. Впрочем, ничего необыкновенного – проявление соперничества, поскольку и Дэп, и Даймак пытались добиться определенных преимуществ для своих протеже – Эндера и Боба. Одновременно они надеялись уговорить Граффа не ставить их фаворитов в опасную ситуацию, которая, по их мнению, неотвратимо назревала. Когда раздался стук в дверь, оба капитана уже орали друг на друга, а так как стук был не очень громким, то Графф подумал, что разговор может долететь до чужих ушей.
Прозвучали какие-нибудь имена? Да, Боба и Эндера. И еще – Бонзо. А имя Ахилла? О нем было упомянуто как об очередном безответственном решении, которое угрожает всей человеческой расе, а все из-за безумной теории, будто Игра – это одно, а реальная борьба не на жизнь, а на смерть – нечто совсем другое. Теория эта необоснованна и не может быть доказана ничем, кроме как кровью одного из детей. Так говорил Дэп, у которого была явная склонность к красноречию.
Граффу все это уже порядком осточертело, ибо в душе он был согласен с обоими участниками спора, но только в отношении их мнения друг о друге, а не с их аргументацией, касавшейся самого полковника. Боб и в самом деле, если брать только результаты тестирования, был наилучшим кандидатом. Эндер же был наилучшим, если исходить из его лидерских качеств и умения ориентироваться в сложных ситуациях.
И Графф действительно поступал безответственно, подвергая мальчиков серьезным опасностям, в том числе физическим.
В обоих случаях существовали очень серьезные сомнения в личной смелости кандидатов. За Эндером тянулся давний след его рабской покорности старшему брату Питеру, да и умная игра подтвердила, что в подсознании Эндера личность Питера ассоциируется с жукерами. Графф знал, что у Эндера достанет смелости на то, чтобы нанести удар, когда настанет время выбора: или – или. Знал, что Эндер может противостоять врагу, когда неоткуда ждать помощи, что он может нанести поражение врагу, грозящему уничтожением. Но сам Эндер этого не знал. И было необходимо открыть ему это знание.
С другой стороны, у Боба проявились совершенно явные симптомы паники перед первым сражением, хотя во время самого боя он держался вполне достойно. Графф не нуждался ни в каких психологических тестах, чтобы понять: есть почва для достаточно серьезных сомнений. Единственная разница заключалась в том, что в случае Боба полковник разделял сомнения. Доказательств, что Боб сумеет нанести удар, не было.
А неуверенность в себе – качество, которого кандидаты иметь не должны. Когда сталкиваешься с врагом, который не колеблется – не способен колебаться, – времени на рефлексию нет. А мальчикам предстояла встреча со смертельной опасностью в условиях, когда помощи ждать неоткуда. Они должны были понять, что, когда любая ошибка фатальна, им необходимо действовать безошибочно. Им надлежало пройти последнее испытание и узнать, выдержали они его или нет. Оба мальчика обладали такой проницательностью, что испытание невозможно сфабриковать. Оно должно быть реальным.
Со стороны Граффа допустить такое – действительно дело на редкость безответственное. Но он знал: еще большая безответственность – не подвергать их этому испытанию вообще. Если Графф спустит все это дело на тормозах, никто не обвинит его, если в условиях реальной войны Боб или Эндер провалятся. Правда, это обстоятельство вряд ли могло служить полковнику утешением, учитывая последствия такого провала. Как бы ни поступил полковник, если его решение окажется ошибочным, то каждый человек на Земле заплатит своей жизнью за эту ошибку. Оставалась, конечно, вероятность, ведущая к другому результату: если один из детей будет убит или искалечен, то останется другой, который уже будет единственным кандидатом.