Тень Гегемона. Театр теней. Дилогия
Шрифт:
– Нация? – удивилась Петра. – То, за что люди веками сражались и погибали?
– Я имею в виду происхождение. Многие сегодня несут кровь частично одного народа, частично другого… Я считаюсь греком, но мать моей матери была дипломатом из племени ибо, так что… в Африке я выгляжу полным греком, а в Греции – очень похож на африканца. А лично мне на это в высшей степени наплевать.
– Ты – особый случай, Боб. У тебя никогда не было родины.
– И детства тоже.
– Нам, воспитанникам Боевой школы, мало досталось
– И вот почему, наверное, столько ребят из Боевой школы так отчаянно доказывают свою преданность стране своего рождения.
Это было похоже на правду.
– Раз у нас так мало корней, мы держимся за те, что есть.
Она вспомнила Влада, до фанатизма русского, и Хана-Цыпа – Хань-Цзы, фанатичного китайца, и оба они добровольно помогли Ахиллу, когда он делал вид, что работает для их страны.
– И никто нам до конца не доверяет, – добавил Боб, – потому что все знают: наша истинная родина – космос. Наша верность принадлежит нашим товарищам по оружию.
– Или нам самим, – отозвалась Петра, думая об Ахилле.
– Я никогда и не делал вид, что у меня не так.
Очевидно, он решил, что она говорит о нем.
– Ты так гордишься своим эгоцентризмом, – поддела его Петра. – А на самом деле его-то у тебя и нет.
Он засмеялся и пошел дальше.
В этот необычно солнечный осенний день в парке было полно народу: семьи и бизнесмены, пожилые люди и молодые влюбленные – все прогуливались по зеленым аллеям, а на эстраде пианист исполнял какую-то пьесу Шопена, как происходило уже сотни лет каждый день. Петра осмелела и взяла Боба за руку, будто они тоже влюбленные или хотя бы друзья, которым хорошо друг с другом. К ее удивлению, он не отнял руки. Нет, он даже сжал ее ладонь в ответ, но если у нее и возникла мысль, что Боб способен на романтические чувства, он эту мысль тут же развеял.
– Давай вокруг пруда наперегонки!
И они побежали.
Только что же это за перегонки, когда бегуны не расцепляют рук, а победитель перетаскивает хохочущую побежденную через финишную черту?
Нет, Боб вел себя как мальчишка, поскольку понятия не имел, как вести себя по-мужски, значит Петре придется помочь ему. Она поймала его за другую руку, обвила себя его руками, потом встала на цыпочки и поцеловала Боба. Поцелуй пришелся в подбородок, потому что Боб чуть отпрянул, но все же это был поцелуй, и после минутного колебания Боб притянул ее ближе к себе и кое-как нашел ее губы своими, почти не сталкиваясь носами.
Ни у кого из них не было в этом особого опыта, и Петра не могла бы сказать, что они целуются как надо. Единственный поцелуй, полученный до сих пор, был от Ахилла – вместо пули в живот в упор. И уж точно любой поцелуй Боба был лучше любого поцелуя Ахилла.
– Значит, ты меня любишь, – сказала Петра, когда поцелуй закончился.
– Я – масса бушующих гормонов и слишком молод, чтобы их укротить. Ты – самка близкородственного вида. Согласно приматологии, у меня просто нет выбора.
– И это хорошо, – ответила она, обнимая его за шею.
– Совсем не хорошо, – возразил он. – Не мое это дело – целоваться.
– Это я попросила.
– Я не стану рожать детей.
– Разумное решение, – согласилась она. – Я их рожу за тебя.
– Ты меня поняла, – сказал Боб.
– От поцелуев это не случается, так что тебе пока ничего не грозит.
Боб раздраженно застонал и отодвинулся от Петры, стал ходить кругами, потом подошел прямо к ней и снова поцеловал.
– Мне хотелось это сделать почти все время, что мы с тобой ездим.
– Я знаю. Судя по тому, как ты упорно делал вид, что меня не замечаешь.
– Я всегда был излишне экспрессивен в эмоциях.
Он снова обнял ее. Мимо прошла пожилая пара. Мужчина посмотрел неодобрительно, будто хотел сказать, что эти молодые глупцы могли бы найти место поукромнее, чтобы обниматься и целоваться. Но старушка с седыми волосами, повязанными шарфом, подмигнула им, будто говоря: молодец парень, девчонок надо целовать усердно и часто.
Боб будто четко услышал эти слова и повторил их Петре.
– Так что ты выполняешь общественно полезную работу, – заключила Петра.
– К удовольствию почтеннейшей публики, – согласился Боб.
– Могу вас уверить, что публика довольна, – произнес голос сзади.
Петра и Боб повернулись мгновенно.
Молодой человек, но определенно не поляк. Судя по внешности, бирманец или таец, наверняка с берегов Южно-Китайского моря. Моложе Петры, даже если учесть, что уроженцы Юго-Восточной Азии всегда кажутся моложе своих лет. А одет в старомодный костюм и галстук, как бизнесмен средней руки.
Но что-то в нем было – в уверенной осанке, в том, что он воспринимал как нечто само собой разумеющееся право находиться в их обществе и поддразнивать их на такие личные темы, – и Петра поняла, что он из Боевой школы.
Но Боб знал о нем больше.
– Привет, Амбул!
Амбул отдал честь одновременно небрежным и преувеличенным жестом мальчишки из Боевой школы:
– Здравия желаю, сэр!
– Помню, я давал тебе задание, – сказал Боб. – Взять одного новичка и помочь ему разобраться, как пользоваться костюмом.
– И я его выполнил на отлично. Такой он смешной был, когда я его в первый раз заморозил в Боевом зале – обхохочешься.
– Не могу поверить, что он тебя до сих пор не убил.
– Меня спасла моя ненужность для тайского правительства.
– Боюсь, это моя вина.
– Зато она спасла мне жизнь.
– Привет, меня зовут Петра! – Спутница Боба намеренно взяла оскорбленный тон.
Амбул засмеялся и пожал ей руку:
– Прости. Меня зовут Амбул. Я знаю, кто ты, и я думал, Боб скажет тебе, кто я такой.