Тень Инквизитора
Шрифт:
Матушка нахмурилась, закусила губу, и ее черные глаза подернула легкая дымка. Она была слабой предсказательницей, но какие-то картины будущего уловить могла.
— Это будет плохой разговор, — примерно через минуту произнесла женщина. — Я чувствую. Ты будешь разочарован и зол.
— Значит, надо обязательно ехать, — рассмеялся Глеб.
— И тебе будет грозить опасность.
— А это предсказывать бессмысленно.
— Возьмешь меня? — с надеждой спросила Чио.
— Нет. — Глеб обнял ее за плечи, а второй рукой нежно прикоснулся к щеке женщины. — Ты нужна мне здесь.
— Своим собакам ты доверяешь больше?
Сухоруков улыбнулся, поцеловал Чио в лоб и прошептал:
— Не
Частный жилой дом,
Подмосковье, Николина Гора,
19 сентября, пятница, 20:21.
Этот дом не поражал вычурной архитектурой или показушной манерностью. Простой, незамысловатый особняк в престижнейшем районе Подмосковья был построен задолго до бума современных технологий и модных веяний с Запада. Прямоугольный, как казарма, безликий, но большой, он мог бы претендовать на почетное звание самого уродливого строения Николиной Горы… Если бы был виден. Дом стоял в глубине огромного, не менее гектара, участка и тщательно скрывался среди деревьев и кустарников. Ведь строило особняк еще специальное управление при КГБ СССР, в котором, в первую очередь, ценилась безопасность, что очень устраивало нынешнего хозяина дома.
— Настоящие? — с азартом поинтересовался невысокий черноволосый мужчина, замерший у раскрытого на столе плоского ящика красного дерева.
— Разумеется, — солидно ответил хозяин дома, поглаживая пышную бороду. — Или ты меня плохо знаешь?
— Тебя-то я знаю, но барахла в последнее время на рынке полно.
— Меня обманывать не станут, — усмехнулся хозяин. — Эти игрушки слепили по личному заказу короля Испании. Ручная работа.
— Класс. — Черноволосый осторожно вытащил из ящика один из дуэльных пистолетов и одобрительно цокнул языком. — Обошел ты меня, Фифа.
— Суетиться надо, Боря.
— Выгоню к чертям собачьим своего агента: такое сокровище проворонил, мерзавец!
Друзьями Боря и Фифа стали недавно, но уже несколько лет азартно соревновались на ниве объединяющей обоих страсти: коллекционировании антикварного оружия. Дуэльная пара, приобретенная хозяином дома, позволила ему существенно укрепить преимущество своей коллекции.
— А если ты мне уступишь личный пистоль Людовика XIV, — добродушно продолжил хозяин дома, — то обещаю, что перестану заниматься огнестрельным и сосредоточусь только на холодном оружии.
— Жемчужину просишь, — протянул черноволосый.
— Так ведь дорогу тебе уступлю.
Черноволосый с сожалением вернул дуэльный пистолет в ящик, потер руки и, неожиданно быстро переведя взгляд на собеседника, кивнул:
— Если все получится, я тебе его подарю.
Хозяин дома крякнул, и его добродушие моментально уступило место задумчивости.
— Должно получиться, — осторожно буркнул он.
Черноволосого гостя звали Борис Иосифович Осиновский, и он уверенно входил в первую десятку бизнесменов страны. Пока входил, ибо в последнее время дела миллионера немного пошатнулись. Хваткий и умный кандидат математических наук начал свой поход к богатству и успеху на самой заре перестройки, умело использовав знакомства с группой молодых политических деятелей, жадно перехватывающих власть из слабых рук последних имперских мандаринов. Пока приятели красиво вещали с высоких трибун, рассказывая о прелестях рыночной экономики и конверсии, Осиновский сажал на министерские посты проверенных людей и уводил в офшоры государственные кредиты. Кроме того, умный Борис подмял под себя целый ряд крупных заводов, погрел руки на создании мошеннических «инвестиционных» фондов и чудом избежал гибели от рук уголовников. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Вольница начала девяностых ушла в историю, экономические законы заработали, громкие процессы против коррупции остудили наиболее одиозных государственных деятелей, и влияние Осиновского пошло на убыль. К тому же фискальные органы принялись внимательно изучать старые махинации Бориса, и поддержка столь мощной структуры, как РПЦ, была для вороватого миллионера необходима как воздух. Патриарх на него смотрел косо, а вот митрополит Феофан, носящий неофициальный титул «кошелька церкви» и грезивший стать преемником Его Святейшества, легко пошел на контакт…
— Ты уверен, что Глеб приедет?
— Раз сказал, что приедет, значит, приедет. — Феофан задумчиво погладил ладонью окладистую бороду. — Сто процентов.
— Тогда что тебя беспокоит? — Осиновский великолепно угадывал настроение собеседников.
— Он не должен был приезжать на этой неделе, — нехотя ответил митрополит.
— Поэтому я здесь, — буркнул Борис. Короткая фраза напомнила Феофану о панике, в которую он впал, выслушав предложение Глеба о незапланированной встрече. Митрополит почуял, именно почуял, как чует зверь, что его связь с Осиновским вскрылась, и потребовал от приятеля поддержки. Тот обещал.
— Думаю, мне стоило произнести речь о Курии до встречи с Глебом. Для надежности.
— Об этом говорить поздно. Если Глеб перестал тебе доверять, то не оставит без внимания спешно созванную пресс-конференцию. Да и времени он тебе не дал.
— Это так.
— Не волнуйся — Глеб придет.
Феофан покачал головой:
— Но надо было подстраховаться.
— А ему и так некуда деваться, — рассмеялся Осиновский. — Фифа, оглянись, ты давно стал самостоятельным игроком. Причем такого уровня, что тебе не следует беспокоиться о каких-то там Глебах. Тебе нужны не командиры, а партнеры, если он этого не понимает, мне его жаль. Никуда он от тебя не денется.
Хозяин дома с сомнением вздохнул. Работать с Сухоруковым было легко и приятно. Именно Глеб в мутные девяностые помог Феофану пробить сомнительные налоговые льготы, связал с нужными уголовниками и организовал дело так, что митрополит превратился в крупнейшего контрабандиста спиртного и сигарет. Бешеные прибыли Феофан, опять же с подачи Глеба, вкладывал очень умно, не в строительство новых храмов, разумеется, и теперь его финансовая империя считалась одной из самых устойчивых в стране. Именно Глеб сделал так, что все уголовники, имевшие выход на Феофана, перешли в мир иной, и за это митрополит до сих пор испытывал к рослому компаньону чувство глубокой благодарности. Но оставался сам Сухоруков, и Феофан прекрасно понимал, что материалы, которые хранил Глеб, могли отправить его за решетку даже с поста патриарха. У Осиновского такой власти не было. Здесь был чистый расчет и благодарность в обмен за помощь против Сухорукова. Новые времена — новые друзья.
— Глеб не так прост, как ты думаешь.
— Все мы всего лишь люди, — махнул рукой Борис.
— Тогда почему ты до сих пор не смог встретиться с Сухоруковым?
Осиновский слегка помрачнел.
— А я тебе скажу, почему, — язвительно продолжил митрополит. — Потому, что Глеб этого не хотел. Ты даже не знаешь, где он живет.
— Сегодня узнаю.
— Как?
Осиновский опять рассмеялся, но смех прозвучал слегка натянуто.
— Помнишь, ты говорил, что Глеб всегда ездит на одном и том же «шестисотом» «Мерседесе»?