Тень креста
Шрифт:
– Убийца – человек, прекрасно владеющий мечом … Первый его удар всегда смертелен. И он – высокого роста… Удар этот нанесён сверху - вниз, потому сам преступник выше своих жертв! Он – охотник по своей натуре, потому что выслеживает своих жертв, и готов к убийству заранее. Его цель – убить во чтобы-то ни стало. Наказать за грех, смертельный по его мнению… Убить, чтобы наказать за этот грех… Женщины и их дети – кто же, по его мнению, грешен больше, и кто подлежит изуверской казни за этот грех? Очень вероятно, что он болен душой – ущербной, обиженной, приниженной, обделённой христианским состраданием… Душой, которой теперь больше нет. А значит, нет и пощады будущим жертвам этой больной души. И их будет ещё больше, пока мы. именно мы, его не остановим!
– Монеты – пять монет! – подсказал Альбану Огге – эта мысль ещё не была закончена и озвучена полностью, потому послушнику пришла пора говорить и дополнять впечатления Ирландца.
– Ты - прав, Огге, - поддержал мысль послушника святой отец. – И это значит многое, если не всё… Убийца – богат и состоятелен. Пять эпизодов – двадцать пять монет хоть меди, хоть серебра – сумма значительная. Простой крестьянин может купить на них нескольких датских коров, пару прекрасных лошадей или огромную отару тучных овец. А убийца просто выбросил эти деньги на трупы своих жертв. Сейчас я понимаю, что не случайно. Ох, не случайно… Этот обряд для убийцы наполнен маниакальным символизмом, символизмом понятным льшь ему одному. Преступник, опираясь на больной разум и духовный изъян выполняет некую миссию, избранную им с самого начала пребывания в Нидаросе. Упаси Господь от помыслов безумца!
– Так почему именно пять, святой отец? – не унимался послушник Огге. – Что же означает это число?
– Здесь нет ничего тайного, послушник Огге, - назидательно ответил Ирландец, удивившись и испугавшись своего внезапного открытия. – Это четыре плюс одна… Четыре и ещё одна. Где четыре – священное для нас число! Четыре времени года, четыре стороны христианского света… Четыре конца креста и карающего меча Господня. Четыре!
– А пятая? – настойчиво напомнил Огге. – Для чего пятая и что всё это значит?
– Пятая? – ответил Альбан вопросом на вопрос, а потом закончил свою мысль следующими словами. – Очевидно, она – плата за грех… И это означает одно, что наш оборотень-убийца…
– Христианин! – закончил Огге, ещё не высказанное мнение Ирландца, и в свою очередь забросал того вопросами. – Он – христианин? Тогда откуда он узнал о женщинах, своих будущих жертвах? Где он смог подкараулить их?
– А ты не догадываешься, Огге Сванссон?
– с сожалением добавил святой отец. – Да в нашем же храме, куда будущие жертвы приносили своих страждущих детей. У нас под самым носом… А теперь скажи, кого ты чаще всего видишь на церковных службах. От кого пахнет домашним очагом, козьим молоком и кладбищенской землёй?
– Человек со шрамом! – сорвалось с губ Огге Сванссона. – Неужели он и есть нидаросский волк-оборотень? Не могу поверить, святой отче…
– И не надо!
– жёстче, чем обычно ответил святой отец. – Разве ты не видишь, что он – жертва, ищущая отмщения за своё семейное горе. И человек этот сейчас не менее опасен, чем настоящий убийца. Тот всё время стоит рядом с претерпевшим житейскую беду, живёт рядом с ним, знает его лучше нас, ведает его потаённые желания и мысли… И тем самым направляет нас к невиновному. Толкает к тому, чтобы мы посчитали человека со шрамом настоящим преступником, а самого убийцу оставили в покое для будущих кровавых преступлений. Волк-оборотень сам не успокоится и не остановится, а его жажда убивать не иссякнет никогда… Никогда! Пока он сам – жив. Потому как – это изверг рода человеческого, чья миссия убивать. Он миссионер смерти, а значит посланник самого Дьявола. Святой крест и пламя Ада его не страшат, потому что зверь давно знает о них. Потому что сам носит крест. Другого объяснения я просто не вижу. И это значит, что найти оборотня практически невозможно – разве что прошерстить весь королевский дворец – поставить его вверх дном. Но кто нам даст сделать это, послушник Огге? Никто!
– Так что же вы скажете нашему королю, преподобный Альбан? – в полном недоумении спросил послушник Огге. – Ведь он требует ответа и рузультата!
– Ничего! – совершено спокойно ответил святой отец.
– Ничего конкретного. Потому что из этого положения есть лишь один выход. Убийца рано или поздно сам себя выдаст – сам на себя укажет. Наше дело уловить этот момент и сделать ставку на его заклятого врага, тот своей властью и силой расправится с волком-оботнем. Без всякого нашего участия. Уверен, всё так и закончится. Учись терпеть и ждать, послушник Огге Сванссон! Таким должен быть каждый настоящий христианин. Тебе, будущему священнику это должно знать.
Глава 10
10. Постоялый двор. Разговор на двоих.
Осень медленно, но по-северному верно, окружила Нидарос серой дождливой мглой. Холод ещё не захватил полную власть над теплом, исходящим из прогретой за лето земли, дав волю лишь утренним заморозкам.
Люди, в преддверии поздней осени и зимы, продолжали путешествовать – до стойких холодов ещё нужно было сбыть товар и вернуться к родному очагу, закончить закладку запасов на холодное и бездорожное время, сделать последние покупки необходимого для зимовки и подарков для родни. В последнем порыве возможностей, торговцы, наёмные мастера, мореходы, отбывшие свой срок на судах, продолжали кочевую жизнь. Единственным местом, где бы они могли остановиться в Нидаросе, оставался постоялый двор Орма Ульфссона возле Нидаросского храма Христа.
Там всегда было людно, шумно и суетно, но удобно и сытно, хотя мало кто задерживался больше, чем на неделю. В трапезном покое собралось много народа – согреться у большого очага, поесть горячего и выпить горячительного, обсуждая дела и новости. Место уравнивало постояльцев – за столами сидели состоятельные и средней руки торговцы, наряду с простыми людьми. Здесь легко было затеряться – никто не смотрел по сторонам и не наблюдал друг за другом, лишь только зоркий хозяин смотрел за всеми: за слугами, поварами и посетителями. Нищие и бродяги сюда не захаживали, зная крутой нрав Орма Ульфссона.
***
Человек в одежде простого морехода, не привлекая ничьего внимания, уселся за стол в глубине зала и растворился в его сумраке – на освещении хозяин явно экономил. Было достаточно тепло, но пришлый не снял с головы объёмистого куколя. С его шеи на грудь свисал кожаный шнурок с медным крестом, украшенным чеканным изображением распятого Христа. Натёртая войлоком медь имела золотистый оттенок. Мореход заказал похлёбку и треску, печёную на углях, а затем начал медленно поглощать пищу.
Гость не то, что заметил, но, даже и не почувствовал, как рядом оказался новый человек. Тот, облачённый в серый балахон с куколем, надвинутым по самые глаза, смотрелся странствующим монахом-миссионером. Правая рука неожиданного пришельца легла на стол, а из широкого рукава блеснуло серебро браслета, левая - сжимала чётки.
– Храни тебя Господь, сын мой, - чуть хриплый, но уверенный и властный голос прозвучал прямо нах ухом морехода. – Здравствуй, гауларец. Не поворачивайся в мою сторону. Пусть все думают, что наша встреча случайна, а я всего лишь монах, пестующий тебя поучениями из Святого Писания.