Тень креста
Шрифт:
Глава 7
7. Лики столицы. За городской стеной. Светлый день продолжался, увлекая Альбана Ирландца и послушника-поводыря Огге Сванссона через круговорот торговой площади в разветвление улиц по направлению к городской стене. Ведь королевский наказ должен быть исполнен, и оба посланца понимали это одинаково хорошо. Несмотря на то, что погода стояла солнечная, а зелёный отлив листьев соперничал с восхитительной бирюзой неба, воздух был прохладен и свеж от присутствия моря, раскинувшегося совсем невдалеке, и вод близлежащей Нидельвы. Огге часто щурился - в глаза били лучики солнца, но Сваннсон блаженно улыбался, когда они непринуждённо скользили по его лицу. Сейчас в городе им нечего было опасаться – при свете дня, открыто на священнослужителей, почитаемых королём Олавом, никто не осмелился бы поднять руку. Кроме того, повсюду хватало городских стражников, следивших за порядком, не говоря уже о личной охране, навязанной Трюггвасоном - двух воинах с копьями на плечах и широкими мечами у пояса, повсюду следовавших за посланцами короля...
Покинув пределы торговой площади, путники ступили на дорогу, идущую далеко вниз. Широкая, но тесная сейчас, Торговая Дорога вела от площади к воротам Нидароса, а затем тянулась через строения посада и поселение бедноты к гавани. Теперь, в разгар дня, вдоль неё толпились люди повсеместного торга, заключая сделки и приторговывая тем, чему не нашлось места на рядах торговой площади: бородатые купцы продавали добро целыми судами, зазывая видных покупателей посмотреть и пощупать товар, находящийся в гавани; тут и там мелькали пронырливые торговцы мелкими, но дорогими вещами, с лёгкостью управляясь с объёмистыми наплечными сумами. А по самой дороге шумно катились возы с уже купленным товаром — покупатели спешили в гавань на погрузку своего, только что обретённого добра. Обогатившиеся в походах воины и приближённые короля Олава, не особо торгуясь, покупали, что кому приходилось по вкусу. Серебро ненадолго задерживалось в их кошелях, и поэтому в летнюю пору Нидарос кишел торговыми людьми из многих областей Норвегии.
Здесь можно было услышать не только северный говор, но и франкский, западнославянский, а так же новгородский басовитый говорок. И даже, не достигая ворот и не видя самой гавани, с Торговой Дороги можно было слышать как в порту неугомонно кипела работа – скрипели вороты, лязгали цепи, напрягаясь, гудели канаты, а бочонки, мешки и тюки с шумом громоздились на палубы, как над ними с криком разрезали воздух чайки, а грохот бревенчатого настила, под подъезжающими тяжело груженными повозками временами заглушал их. И, если напрячь слух, можно было даже разобрать громкое эхо рыбацких голосов: у края воды смолились лодки, и черный дым, клубясь, поднимался от костров к ясному небу.
Альбан Ирландец, медленно ведомый верным поводырём, чутко уловил, доносившиеся с пристани запахи смолы и соленой рыбы, а его уши, оценивая разницу в шуме волн, подсказали, что в недалекой морской воде колыхались страшные корабли норманнов: легкие «морские змеи» - драккары и более тяжелые, снабженные палубой торговые суда - кнорры. Огге Сванссон же со своего места смог разобрать как медлительные мохноногие кони влекли к мельнице баржу с зерном... Мельница шумела, мелькая широкими лопастями обомшелого колеса. Рядом с запрудой тянулись деревянные мостки малой пристани, куда причаливали плоскодонные барки рыбаков. Слышался смех женщин, стирающих бельё и стук их вальков, немного в стороне пылал костер, где по воле зажиточных христиан нидаросской общины готовилась похлебка для бедных и неимущих. Нищие толпились вокруг, жадно вдыхая запах вожделенной пищи; хрипло мяукали, дожидаясь нечаянной подачки, облезлые бродячие коты, путающиеся под ногами звенящих кольчугами рослых городских стражников.
Многие из них знали священнослужителей в лицо, Огге же многих помнил по именам. Послушник сдержанным кивком отвечал на приветствия воинов, и по его знаку Археподий степенно наклонял голову, отдавая дань уважения обязанностям стражей и соблюдая приличия, стараясь оставаться одновременно внушительно-спокойным и доброжелательным. Тем не менее Ирландец чувствовал к себе интерес с примесью восхищения, то и дело подступающий со стороны.
А через некоторое время святой отец и поводырь уже шагали по местам старого городища, торгового поселения Каупанг. Они миновали руины квадратной башни, камни которой частью пошли на восстановление моста через ров, огибающий стены Нидароса, и свернули в узкую улочку, уводящую в глубь городских кварталов, направляясь к боковым воротам, напрямую выводящим к месту следования путников. Здесь было не менее людно... Стайки псов и детей сновали между прохожими; гогоча, пробирались к реке гуси, погоняемые тощим рабом в ошейнике... Дребезжали горшки, горой наваленные в повозке, влекомой маленьким черной лошадью. Скрипели колеса, а из открытых окон доносились голоса бранившихся женщин, вылетал клубами чад прогорклого масла и жар печей... Телохранителям посланцев приходилось расталкивать прохожих, расчищая путь.
Под ногами гремели доски, которыми, по северному обычаю, была вымощена улица. Крытые соломой жилища со стенами из расщепленных бревен, вбитых стоймя, соседствовали со старыми постройками времён торгового поселения. Ныне лишь в немногих домах в соломенных кровлях сохранялись закоптелые отдушины для выхода дыма. Большинство местных жителей, разбогатев в походах, обзавелись закрытыми очагами и дымоходами, а также могли позволить себе такую роскошь, как окна, где в переплеты были вставлены маленькие листки слюды, куски промасленного холста и даже стеклянные вставки в свинцовых рамах, весело блестевшие в лучах солнца. Подчас среди пестроты городской застройки можно было увидеть основательные толстостенные избы, уцелевший с далёких времён, длинные и узкие дома с крытыми дёрном крышами. Изгороди большей частью были невысоки, и не составляло труда заглянуть в любой дворик, где тянулись овощные гряды, играли дети, женщины белили холсты. Кое-где у входа в жилье болтались подвешенные за задние ноги бараньи и говяжьи туши со вспоротым брюхом, как знак того, что готовился обильный обед или ужин для многолюдной семьи.
Огге Сванссон и Альбан Ирландец довольно быстро миновали этот отрезок пути: посланцы короля крепко держались за руки, а ноги их теперь шагали проворней, сами же путники задались лишь одной целью - быстрее покинуть эти места и добраться до вожделенных ворот, городская сутолока и тяжёлые запахи, особенно ощутимые здесь, утомили обоих. Городскую стену они миновали беспрепятственно: бдительные стражи, издалека заприметив живописную королевскую охрану, сопровождавшую священнослужителей, загодя отворили ворота. Свежий ветерок, срывающийся с поверхности близкой воды, охладил путников и дал возможность отдышаться. И уже не спеша они перешли по мосту через ров. Впереди лежал кузнецкий посад и поселение городской бедноты. Кузни располагались поближе к воде, так было удобней и безопасней, потому что уменьшало угрозу пожара в городе. Хозяева же их проживали в непосредственной близости к торговой площади, церкви и дворцу-усадьбе короля Олава. Квартал кузнецов был одним из самых зажиточных в Нидаросе. Об этом свидетельствовали и добротные дома, и массивные двери с тяжелыми запорами.
***
Здесь обитало особенно много кузнецов-оружейников. Их сталь считалась лучшей в Скандии, а воинам всегда есть дело до кузнечных мастеров – от конской упряжи и ковки лошадей до искусно сплетенных кольчуг из неописуемо мелких колечек, за каждую из которых можно получить целое стадо гладких и упитанных коров или деревню со средним достатком. Священнослужители остановились и огляделись, прислушиваясь. Совсем близко возмущённо ржали лошади, пахло палеными копытами, и этот запах смешивался с запахами древесного угля, каленого металла, оружейной смазки и дубленой кожи. Пользуясь доброй погодой, здешние мастера работали на воздухе. Отовсюду слышался перезвон молотов и крохотных молоточков-чеканов, ударявших по наковальням. Люди здесь жили своей жизнью, иными заботами, иными звуками и иными запахами, так непохожими на городские.
Когда послушник и святой отец вступили во двор кузнеца Хаки Оспаксона по прозвищу Наковальня, тот под навесом трудился над лемехом плуга. Хаки был одним из прихожан Нидаросского храма Христа, а так же исключением из бытовавшего мнения о близости всех кузнецов к языческому богу Тору, наделяющему их мудростью и силой, тайно раскрывающему избранным божественные навыки кузнечного мастерства. Силу, мудрость, покладистый нрав вместе с тайнами ремесла этот кузнец получил по наследству от своего отца, а отец - от деда, а дед - от прадеда. К вере же в Христа Оспаксон пришёл добровольно и по убеждению: его жена Сигрид была христианкой с рождения и донесла до язычника мужа свет веры, а случай её выздоровления от коварной болезни, убоявшейся молитв и святой воды, только подтолкнул кузнеца к принятию решения.
Рядом раздувал горн мускулистый юноша, длинные и грязные волосы которого были охвачены кожаным ремешком. Когда-то его звали Ательредом – он вел привольнуюжизнь в роду зажиточного селянина в Британии, но был взят в плен датчанами и продан нынешнему норвежскому королю Олаву ещё во времена его последнего похода в Британию. Теперь иноземца звали Атли Кузнецом и никто не мешал, даже не препятсвовал тому покланяться Христу. В своё время Хаки упросил продать юношу ему в подручные, не думая обременять того тяжелым и изнурительным трудом кузнеца. Но видно не судьба была Атли вести покаянный образ жизни : он вновь научился жить в миру, его мышцы налились от тяжелой работы, а дух окреп и молился он теперь вместе с хозяином и хозяйкой Давно, перестав быть рабом, Атли жил свободно и крест носил без утайки. Именно Атли первым заметил прибывших и окликнул Хаки. Оспаксон - великан с седеющей, косматой гривой волос отложил работу и направился к священнослужителям, скаля в улыбке белые и крепкие зубы.