Тень креста
Шрифт:
С долей восхищения повествуя об этом, Альбан не скрывал расположения к деятельному правителю, и тем не менее его истинная цель оставалась по-прежнему недостижимой, ибо этой целью было привести всех остальных скандинавских варваров и их вождей в лоно Христовой церкви, да так, чтобы они остались там по убеждению, а не по принуждению со стороны. Разговор утомил Ирландца, слишком много внутренних сил потребовалось для поддержания внешней невозмутимости и придания крайней убедительности сказанному в ответ на вопросы послушника. И он решил закончить свои откровения следующими словами:
– Сын мой, вас северян, сызмальства впитавших веру в своих кровавых богов, сжившихся с ними, совсем не просто заставить уверовать, что Спаситель, бродивший по земле в рубище, защищавший блудниц и исцелявший нищих, превосходит языческих небожителей. Для пришествия веры достаточно лишь короткого промежутка времени, но для её полного приятия и укоренения - годы и десятилетия, поколения... И всё это должно исходить от правителя, ведь он — глава народу своему. А вот то, что теперь, приняв христианскую веру, король Олав уже на равных вступит в круг монархов Европы, – не может оставить его самого равнодушным ни к вере , ни к власти, ни к людям... Да, временами он всё еще полагается на силу своего оружия, но видит Бог, что, став правителем, этот викинг по рождению куда более склонен созидать и пожинать плоды своих трудов, нежели тратить время и людские жизни в кровопролитных походах.
– Но ведь, тогда его вера может и не стать выстраданной по-настоящему! Он обменяет её на выгоды, и вовсе не будет заинтересован убеждаться в истинной силе Христа, таким людям вера во власть с лихвой заменяет веру в Бога, - с жаром возразил Огге.
– Для начала достаточно подвести к купели королеву, а уж затем начать заботиться о спасении души целого народа, который до сих пор разрывается между королём-христианином и королевой-язычницей. И это значит, что он, народ этот, не так уж и един, хотя все зовут друг друга норвежцами.
Послушник уловил нотки напряжения в голосе священника, расценив их как признак усталости, и решил закончить разговор, вставив последнюю фразу.
– Преподобный, Альбан... Я умоляю, вас, не забывать, что мы не в Ирландии, Франкии или Британии и даже не в Исландии. Здесь всё по-другому! Пролитая кровь всегда будет взывать к ответному кровопролитию. И сила железа сегодня, как не прискорбно, выше силы и влияния креста... Да, я верю королю Олаву! И ещё я верю в Христа, но, если засверкает сталь и возникнет угроза вашей жизни или жизни короля, то я не полезу за пояс, в поисках слова Божьего.
Мастер Хаки Оспаксон появился внезапно и, отдуваясь от жара и дымного воздуха кузни, позвал священнослужителей к обеду. А послушник Огге опять уловил в его взгляде и голосе тщательно скрываемый интерес. Или может быть кузнецу удалось подслушать их разговор? Вольно или невольно теперь уже не имело значения: Сванссон был начеку, спрятав за благодарной улыбкой насторожённость духа и готовность к любой опасности.
Глава 8
8. За стенами Нидароса. Ряса, крест и руны. Полдень плавно переместился к границе вечера, а солнце стало медленно, но неумолимо тянуться к закатной стороне. Зелень листвы постепенно погрузилась в лёгкую тень, а травы приобрели неповторимый по глубине тёмно-изумрудный оттенок. Казалось теперь, что окружающие мир краски, насытившись дневным блеском и сиянием, молчаливо меркли в ожидании сумерек.
Слегка отяжелевшие и разомлевшие после обильного обеда путники, направляемые мастером-кузнецом, наконец, достигли цели своего путешествия - поселение нидаросской бедноты лежало теперь в паре десятков шагов от королевских посланников. По сравнению с богатой городской палитрой, здесь преобладал грязно-серый цвет нужды и нищенства, а контрастная чернота одеяний священнослужителей в сочетании с серебристым блеском доспехов сопровождения - как луч солнца, пронизывающий предгрозовые тучи, привлекли к себе внимание угрюмых поселенцев. И они шумной, гомонящей рекой двинулись навстречу пришельцам.
Альбан Ирландец и послушник Огге чётко слышали недовольные голоса бедноты, приближающиеся крики протеста. Тут собрались сплошь простые люди: крестьяне в длинных заношенных рубахах и грубых башмаках; рыбаки в ещё непросохшей одежде, поблёскивающей свежей рыбьей чешуёй; крикливые лодочники, прихватившие с собой вёсла; пастухи с кнутами и собаками. Мужчин сопровождали их жёны и дети, блеял и мычал потревоженный людским шумом немногочисленный скот.
«Вот такая она теперь, языческая Норвегия, - пронеслось в голове Огге Сванссона.
– И она не упустит всякую возможность навредить нам, приверженцам новой веры, в которых видит главных врагов старого, но привычного жизненного уклада. Своим приходом мы разворошили осиное гнездо. Что же, надо держать ухо востро...».
– Что случилось? Что ты видишь, послушник Огге, - насторожённо спросил святой отец, внешне сохранявший спокойствие.
Гам ещё больше усилился, толпа была настолько плотной, что ни телохранители, ни священнослужители, вкупе с мастером Хаки Оспаксоном, не сумели продвинутся дальше.
– Они недовольны нашим появлением и дело может закончиться дракой, - громко, стараясь перекричать шум толпы, ответил священнику встревоженный Сванссон.
Охрана потеряла терпение. Древком копья прокладывая себе путь, один из телохранителей жестом приказал послушнику следовать за ним, прикрывать святого отца слева, оставаясь за спиной второго охранника, но через несколько шагов все посланники короля вынуждены были остановиться. Собравшиеся были настроены решительно - назревало столкновение с кровопролитием.
***
Стоявший позади всех кузнец вдруг пригнулся. Впрочем, в этом не было особой необходимости, толпе разгневанных мужчин сейчас было не до него: Хаки окружали лишь женщины да дети, не скрывавшие своего недовольства появлением служителей Распятого Бога и их охраны. Они лишь изредка бросали в мастера комья грязи и тугие пучки влажной травы. Пространство же, примерно в десять шагов, окружённое женщинами и детьми, было относительно свободным, последние всё же опасались подходить совсем близко к незваным гостям, защищённым вооружённой охраной. И тут мастер Хаки сдавленно крикнув: - Я за подмогой! Ждите помощи - вернусь со своими слугами и работниками!
– опрометью кинулся назад через, с криками и визгом бросившуюся врассыпную, массу перепуганных женщин и детей.
Теперь пришельцев осталось четверо. Огге видел злость на лицах бедняков, их страх, обиду и тревогу, желание непременно вступить в схватку — но Альбан Ирландец по прежнему оставался спокоен, сосредоточенно о чём-то размышляя. Глаза священника были прикрыты, а нос ловил и оценивал каждый оттенок запахов, накатывающих из разъярённой толпы.
– Четыре шага назад! Оборона!
– раздался клич одного из телохранителей. И защитники двинулись обратно, в освободившееся после бегства Хаки, пространство поляны, щиты их стремительно скользнули из-за спин в боевое положение, а наконечники копий остановились на расстоянии ладони от тел мужчин, находящихся в первом ряду толпы. Огге же, всё ещё пытаясь утихомирить язычников, в очередной раз воззвал к спокойствию и повиновению, но, когда его слова вызвали лишь очередную гневную тираду, в нем вспыхнуло безудержное раздражение... И рука послушника потянулась к боевому поясу телохранителя, на котором висел меч. Но, Свансон тот час же отдёрнул ладонь от оружия, укорив себя за несдержанность, слабодушие и видимое несоответствие образу смиренного послушника.