Тень креста
Шрифт:
– Уже знаю! И не только я один, весь Нидарос обсуждал это сегодня... Горожане в крайнем смятении: одни говорят, что женщину изуверски казнили христиане, другие - что язычники принесли её в жертву своему богу, Одину. Спокойных и рассудительных больше нет. Страх, забрав здравомыслие из голов, лишил отваги их сердца. Утром я бы непременно послал за вами, святые отцы, но раз вы здесь - будем говорить сейчас, - успокаиваясь и, видимо, уже избрав какое-то решение, ответил Олав Трюггвасон и предложил гостям.
– Теперь присядем к столу и вместе обсудим как поступить далее.
Стол был длинным: если ближайший к говорившим конец освещался очагом и скудным мерцанием свечей, то дальний тонул во мраке. Странно, но с некоторых пор яркий свет стал раздражать короля Олава, очевидно из-за застарелой болезни глаз, по крайней мере, так объяснял эту хворь его лекарь. Не успели ещё священники расположиться за столом, а послушник Огге Сванссон встать за спину Альбана Ирландца, король Олав же, хлопнув в ладоши, провозгласил зычным голосом:
– Арн, проворный хольд! Пригласи моих помощников, что ожидают в соседнем помещении. Время совета настало. Священники наши уже здесь и откладывать встречу нет необходимости. Я не намерен ждать утра, когда все заинтересованные в происходящем, волею Господа нашего, собрались в моём дворце уже сейчас. Наступающая ночь - не помеха делам. Поспеши с исполнением воли моей, хольд! И Арн Сигурдссон родом из Вестфольда тут же удалился, сверкнув искрами широкого серебряного браслета на правом запястьи. Хольд всегда тщательно исполнял все поручения хозяина, немногие знали, что, именно, он возглавляет тайную службу короля.
Николас Ронский, услышав слова Олава Трюггвасона, насторожился. Он никогда не встречался с ближними помощниками короля ранее, конечно, он слышал о них неоднократно из уст самого Олава, но не имел возможности познакомиться близко. Королевские советники, приглашенные на встречу со священниками были не из тех, кто выпячивал себя перед людьми, кичась своим положением. Не отличались они и показной религиозностью: не толпились в первых рядах во время богослужений, предпочитая скромно стоять поодаль. Оттого и не видел Николас их лиц вблизи ни разу. Напряжённо ожидая этой встречи, епископ ещё раз ощутил горечь от своего положения в этой варварской стране, обременённой своими языческими устоями и своеобразной северной моралью.
Оба священнослужителя, сам епископ Нидаросский и Альбан Ирландец были здесь иностранцами, да ещё и иноверцами, «белыми воронами» тогдашнего норвежского общества по статусу, имуществу, языку и влиянию. Никто из народа не стремился сближаться с ними, а природная недоверчивость этих людей играла здесь решающую роль. Этот период зарождения норвежского христианства отличался отсутствием чёткого разделения полномочий между церковью и королевской властью: духовной власти как таковой не было, точнее не было никакой духовной власти: «кесарю - кесарево, а других претендентов на власть и внимание, просто нет и не может быть». Да и сама нарождающаяся церковь не имела возможности к ограничению мирского влияния власти короля. Франк по рождению, епископ по статусу, поднимающему его на недосягаемую высоту духовной и светской власти во Франкии, Николас, проживая теперь в Норвегии, отчётливо понимал ущербность своего сегодняшнего положение и остро переживал его: при подобном, довольно жёстком, разделении церкви и государства, священнослужители посещали королевские покои значительно реже ближних слуг короля - истопников, одевальщиков, пиршественных помощников, чашников, оружейников и т.д.
Не было традиции знакомить, даже ближних священников, со всем двором, ибо среди норвежских королей той поры бытовало такое мнение: «верующим и страждущим - храм церковный, слугам и ближним - всегда быть при правителе». Мановением руки епископ Никомонт отогнал от себя нахлынувшие греховные мысли и, перекрестившись, сосредоточился на входе в зал.
И вот в дальнем конце королевского покоя появились две тёмные фигуры, поклонились королю и бесшумно скользнули к ближнему краю стола. А затем, повинуясь повелительному жесту короля, расположились для беседы. В окружающем сумеречном свете они выглядели поразительно одинаково: темные, почти чёрные, силуэты высокого роста; приглушённый блеск металла на мощных шеях; мерцающий отсвет настороженных глаз. А если приглядеться, то один был выше ростом и отличался склонностью к худобе, а второй казался шире в плечах и отличался обильной сединой, поселившейса в смоляно-чёрной шевелюре Но запахи, которые они принесли с сбой... Они были разными. И чуткий нос слепца, Альбана Ирландца уловил это различие: с одной стороны волною пронёсся запах смазки для боевого железа, кожаного подкольчужника, конского пота, нагретых солнцем луговых трав вперемешку с полынью, с другой — лёгкие запахи церковных свечей и прелой кладбищенской земли, перебиваемые ароматом молока, сена и дыма очага. Только вот чуткий нос святого отца Альбана, не мог донести до хозяина ещё одну, но важную в представлении о гостях, деталь - лицо одного из королевских помощников уродовал безобразный шрам.
– Начальник хускарлов-телохранителей королевы Тиры - Квиг Чернобородый, - представил Олав Трюггвасон своего первого помощника и указал направо.
– И мой советник по воинским вопросам. Он отвечает за охрану дворца и нашу с королевой безопасность, а так же имеет доступ во все дома и помещения Нидароса. В ответ безгласная тень подняла правую руку, на которой узким лучиком сверкнул золотой перстень.
– Ярл Гамли Лейвссон, - и король указала на второго гостя.
– Мой градоправитель. Он начальствует над городской стражей, поддерживая порядок на торговой площади, городских стенах, а так же за их пределами - в крестьянских поселениях и рыбацких деревнях, что находятся у самой воды. Вы все знаете, что несчастье не так давно посетило и его дом: пропала молодая жена и чуть не умер годовалый ребёнок, который, слава Господу, выжил и теперь здравствует. Сегодня весь день мои помощники занимались поиском убийцы несчастной язычницы, не жалея ни себя, ни людей своих... И, как видно, никого пока не нашли.
– Но, государь, ведь виновники уже были найдены и казнены согласно решению королевского суда. Ими оказались два крестьянина и рыбак, ревновавшие своих жён к другим мужчинам и потворствовавшие языческим верованиям, оттого бешено противившиеся крещению своих детей. Под пыткой они сознались, что убивали своих неверных жён в отместку за крещение внезапно заболевших детей-малюток, - спокойно и размеренно прозвучал голос Ирландца.
– Всё верно, святой отец. Но... Я ещё никогда не видел крестьян и рыбаков, так ловко владеющих мечом. А расследованием причин их деяний занимался сам градоправитель, которому все доверяют безоговорочно... Вот и сегодня мы вместе объехали все поселения и деревни в поисках истины. Схвачен рыбак, бывший воин народного ополчения, но он всё отрицает, хотя в ночь убийства его не было дома. Теперь и меня начинают терзать сомнения в правильности выбранного пути поиска виновника последнего убийства...
– это на слова Альбана ответил Квиг Чернобородый, его глухой басовитый голос раскатом разнёсся по пустому помещению основного королевского покоя и замер под стропилами.
– Мой король, бог мне свидетель, ведь убийцы признали свою вину. И они получили по заслугам — королевский суд не бывает неправым, ибо он освящён Господом нашим, Иисусом Христом, как суд божественной власти над мерзкими язычниками, чьё дыхание поганит воздух первого христианского города Норвегии. Уварен, что и жена моя, Кара, нашла смерть от рук богопротивных еретиков... Где теперь покоится её тело? Где теперь обитает её душа?
– произнесла хриплым простуженным голосом вторая тень, очевидно принадлежащая ярлу Гамли Лейвссону, в приподнятой руке которого блеснул крест, свисающий с чёток.
– Крест, как символ веры христианской, призван очищать и просвещать души язычников, наставлять их на путь истинный, а не уничтожать их тела... Много ещё еретиков в этой стране. Но если убить всех, то через короткое время никто не сможет назваться норвежцем, а Норвегия вымрет, как любой народ, на который ранее обрушивался мор - коса безжалостной смерти....
– возразил Ирландец.
– Стоит понять и воспринять всю сложность ситуации, в которой теперь оказались не только мы, служитель церкви, но и сама власть, весь Нидарос, весь народ норвежский...
– Ты прав, как всегда, святой отец Альбан, духовник мой... И своим внутренними очами видишь будущее чётче, а понимаешь настоящее шире и глубже других... Эти преступления совершены не только против христианской веры, но и против моей власти: они раскалывают страну мою надвое, баламутят народ мой, толкая на путь восстания и крови, в которой захлебнётся вся Норвегия. А ведь датчане только этого и ждут... Им ведь, всё равно где и на чём властвовать, они и на руинах страны моей закатят победный пир. И поэтому, зверя кровавого нужно изловить раньше, чем мы потеряем всё...