Тень креста
Шрифт:
Тщеславная Тира всегда мечтала стать датской королевой или, на худой конец, сделать Данией - Норвегию, потому относилась ко всему норвежскому с недоверием и пренебрежением. За что народ и прозвал её "Датчанкой". Прошло достаточно времени, но супруги всё еще находились под впечатлением ссоры.
***
– Люди Нидароса! Подданные мои! Народ норвежский, к тебе обращаюсь я, конунг конунгов Олав Трюггвасон, избранный тобою королём, - положив конец затянувшейся паузе, громко произнёс Олав.
– Чёрные дела творятся в моей столице - убивают молодых женщин- язычниц, дерзнувших предоставить своих захворавших детей воле деревянных богов, тем самым окуная малышей в языческую скверну. За грехом всегда следует расплата - так учит Христова вера. Но кару насылает сам бог, а не кто -либо из смертных. Кто-то из вас уравнял себя с Господом, взяв на себя его право казнить или миловать. И это - величайший из грехов. Убивают, пусть и грешниц, но моих подданных, а я, как ваш господин, был и буду в ответе за всех вас перед богом и страной, ибо я - залог вашего грядущего. Но, Господь - свидетель, ни я, ни мои люди не причастны к этим преступлениям. Я и мои приближённые рассматриваем эти деяния как вызов королевской власти, всем жителям Нидароса, всему народу норвежскому. Только враг может так порочить Христову веру и веру в королевскую власть. Но кто бы он ни был, он - наш общий враг.
Горожане молча обдумывали речь короля, но молчание это длилось недолго, и уже через череду напряжённых мгновений вся площадь заполнилась возмущёнными криками, они то рассыпались и бренчали, как горсть обронённого на стол сухого гороха, то сливались в единый гул недовольства.
– Тинг! Нужен тинг! Пусть все сообща решают как теперь быть!
– Если бы убивали слуг Распятого Бога, то голова убийцы давно украшала бы городские ворота! Король Олав любит и защищает только своих единоверцев, а наши печали и наша смерть его не тревожат!
– Люди! Берите оружие! Городская стража спит спокойно, а страдаем мы, простой люд!
– Конунг наш перестал быть истинным конунгом, вождём всех! Он бессилен защитить семьи наши от злой погибели! Прежние конунги, хоть и чтили старых богов, а не Белого Христа, никогда бы не дали в обиду наших женщин и детей... Нам нужен другой конунг!
И уже без всякой команды цепи хускарлов короля Олава при поддержке городских стражей, вскинув щиты оттеснили первые ряды собравшихся, а королевская охрана стремительно заняла место перед властвующей четой, готовая в любое мгновение отразить нападение толпы, прикрыть щитами и телами своими, спасая от стрелы или брошенного копья.
– Стойте, нидаросцы! Остынь и внемли мне, народ мой! Не быть кровопролитию в стольном городе моём, как не быть и бунту в сердце державы нашей! Ибо крови этой жаждут только враги Норвегии! Но вы-то не враги, а настоящие норвежцы по духу и крови, так неужто мы перебьем здесь и сейчас друг друга на потеху датчанам и шведам? Стойте люди и выслушайте меня до конца!
– это, отодвинув в стороны неохотно расступающихся воинов и остановившись в трёх шагах от первых рядов недовольных горожан, зычно воззвал Олав Трюггвасон, тем самым положив конец сумятице. И стоял он расслабленно-спокойно, демонстративно вытянув руки перед собой, без доспехов и оружия, только нижняя часть лица короля выглядела непривычно напряженной, да уголки губ слегка опустились. Шляпа не мешала Олаву говорить, и он в душе рад был, что толпа не видела пылающих гневом глаз его, а крайнее раздражение и волнение сейчас нужно было скрывать тщательно. Внешне невозмутимый, крепким и поставленным начальственным, слегка хрипловатым от морской соли голосом, Трюггвасон продолжил своё обращение к народу.
– Хей! Ты слышишь меня, народ норвежский!? Да, я принял веру Господа моего, Иисуса Христа! И не потому, что служители его, мои ближние люди, - тут он протянул руку в сторону епископа Николаса и Альбана Ирландца, - сманили меня посулами Божьей благодати или силой привели в лоно церкви Христовой. Нет! Не было того, как не было и любого понуждения к вере... Я всю свою молодость ходил в викинги и поклонялся деревянным богам, познал ведовство и гадание. Теперь же немногие помнят, почему я ношу прозвище Кракабен - Воронья Кость. А ведь в те далёкие годы меня знали как лучшего гадальщика на вороньей кости... Но знания эти, что стало понятным и осмысленным совсем недавно, не спасли бы меня от неминуемой гибели в Ирландии. Мне не нужно было кого-то предавать, покупать или убивать... Нужно было просто креститься - надеть символ Христа на шею, и всё! А Господь спас от врагов, уберёг от смерти, направил на путь истины вашего короля... Жаль мне, что народ наш так тёмен, что действуя на благо его, приходится обращать норвежцев в истинную веру насильно, ибо не ведаете вы, что теряете, уповая на деревянных богов, отдаваясь во власть их... Пока вы не поймёте этого, будет продолжать литься кровь язычников. Я, познавший Христа, не дам вам направиться в Ад с зашоренными языческой ересью глазами! Теперь же скажу последнее слово... Ранами Христовыми клянусь!
– и король Олав, крепко обхватив свой серебряный нагрудный крест, впился в него губами в клятвенном поцелуе.
– Убийца будет найден и наказан по нашим древним законам! Не будет ему христианского милосердия и никакие индульгенции не откроют убийце дорогу в Рай! Пусть это будет и по-язычески, но любой норвежец будь он христианин или нет, поймёт и не осудит меня, своего короля. И этот грех я возьму на себя добровольно! Священнослужители же наши, святые отцы Николас и Альбан помогут мне отмолить его, донесут до Господа покаяние души моей. Отныне лучшие люди станут искать и преследовать изувера, а ночная стража будет удвоена. В поселении за стеной же будет нести службу отдельный отряд из опытнейших воинов городской стражи.
Теперь в реакции окружающих не было паузы, единодушные и полные понимания сказанного королем, возгласы ударили по округе и, отразившись от стен ближайших домов, повисли над площадью.
– Олав Кракабен - наш король! Он такой же норвежец как и все мы! Верьте ему, люди!
– Пусть конунг поклянётся старыми богами, что сам встанет на нашу защиту! Так ему веры будет больше!
– Верьте королю Олаву! Слушайте его! Доверьтесь ему! И он не обманет надежд ваших!
– Славься, король Олав! И пусть старые и новые боги помогут тебе!
– Великий конунг! Ты - наша последняя надежда! Найди и убей кровавого зверя!
– Олав Трюггвасон, король наш! Помни, народ твой всегда с тобой. И в горе, и в радости! Слава королю норвежскому!
А Олав сделал ещё один, длинный и уверенный шаг, теперь вплотную приблизившись к рядам нидаросцев. И призывая к вниманию, высоко поднял правую руку.
– Клянусь исполнить наказы ваши, подданные мои! Верьте клятвам моим! Тебя же, народ мой, еще раз призываю в лоно церкви Христовой! Истинный и единый бог защитит вас, спасёт ваши души, направит помыслы на путь веры спасительной. Супруга моя Тира, дочь короля Харальда Гормссона по прозвищу Синезубый, согласилась на обряд венчания со мной, королём Норвегии! Вы слышите, норвежцы, Дания венчается с Норвегией! Свадьбу справил я перед людьми и народами нашими, оставаясь господином самому себе. Так пусть венчание двух христиан освятит их союз на небесах! Венчание - христианская клятва верности супругов перед Господом, самая крепкая клятва на свете. Королева ваша вскоре станет королевой от Бога, подав вам ещё один пример преклонения перед Господом! Единая страна — единый народ - единая вера! Вот к чему я стремлюсь, вздев на себя королевский венец! Святые отцы, готовьте обряд венчания, и весь народ мой я приглашаю на это торжество.
И король направил свой взгляд в сторону Тиры, которая теперь была хорошо видна собравшимся на площади людям: королевские телохранители, наблюдая результаты обращения Олава к толпе и, не видя больше угрозы для королевы, отступили на свои места в королевской свите. Вслед за Олововым взором к королеве метнулись и многочисленные взгляды толпы — всем хотелось видеть подтверждение словам короля, знак согласия со стороны самой Датчанки. Никто и не ведал, что творилось сейчас в душе молодой женщины, но она понимала свою решающую роль в этом действии и должна была поступить не как обычный человек, но как истинная королева. И Тира утвердительно кивнула головой, прижав правую ладонь к сердцу. Так же среди напряжения и суматохи никто не заметил какими глазами смотрели друг на друга два человека : градоправитель ярл Гамли Лейвссон и начальник королевских хускарлов-телохранителей Квиг Чернобородый. Подозрительность, недоверие, взаимная неприязнь сквозили в них. И оба не догадывались, что незаметный на общем фоне послушник Огге Сванссон, в свою очередь, внимательно наблюдал за ними. И взгляд этот был не взглядом простого созерцателя.
– Король Олав сказал тебе всё, народ норвежский! Королевская чета возвращается во дворец! Расходитесь люди и займитесь своими делами!
– возгласили глашатаи Олава Трюггвасона. И нидаросцы стали расходиться с площади, а в торговых рядах, мастерских, скотных загонах, овощных лавках возобновилась суетная жизнь северной столицы. Мятеж не состоялся. Но так ли далеко сейчас от него отдалились король, королева, нидаросская знать, придворные и слуги, воины и их предводители, весь народ Норвегии?
_________________________
Скандинавский мунд - дар жениха невесте (мужа - жене). Жена получала мунд уже после свадьбы, а до этого он находился у сватов. В случае разрыва помолвки мунд не выплачивался. Если пара разводилась по инициативе мужа, то жена забирала мунд, если же без веской причины уходила она, то теряла мунд. Очевидно, что мунд был связан с понятием мундиума — покровительства-опеки-власти, под которым находилась женщина на протяжении своей жизни: сначала девушкой жила под опекой отца, старших братьев, иных родичей и/или опекуна, а после выхода замуж и выплаты мужем мунда — под опекой своего мужа. Мунд мог виглядеть в виде драгоценностей, денег или даже земельной собственности.