Тень креста
Шрифт:
Ирландец не прекословил, он хорошо понимал причины раздражённого настроения главного церковного пастыря: королевское поручение он не выполнил, а это значит, что преступления повторятся, да ещё по осени его начали одолевать суставные боли, которые ограничивали возможности Никалоса в передвижениях, длительном стоянии во время служб и личной подготовке к ним. Сам Ирландец давно уже присматривался, если это так можно назвать в случае слепоты Альбана, к послушнику Огге и никак не мог понять, в чём заключается его особенность. В том, что Сванссон не был обычным человеком, желающим стать монахом, а потом и святым отцом, посвятив свою жизнь церкви, Альбан уже давно не сомневался. Но так для себя и не решил, можно ли доверять Огге. Единственное, что Ирландец мог сказать себе определённо: от Сванссона исходил запах надёжности, силы и уверенности, честности и разумности. Но сам «нидаросский волк», по мнению святого отца, тоже не лишён был хитрости, изворотливости оборотня, умения подать себя невинным. И Альбан боялся ошибиться. Кто он, настоящий Огге Сванссон, бескорыстный защитник церкви или великий обманщик?
За время службы в церкви Огге многое познал и многому научился. Оторопь, овладевшая им в первые дни пребывания в храме Христа, быстро прошла. Теперь молодой послушник многие молитвы на латыни знал наизусть, стал разбираться в латинской грамоте. Подготовкой и проведением церковных служб Огге овладел за неделю. И ещё, при всех особенностях церковного житья, Сванссон имел свободное время, которое мог тратить на себя. Церковные служки сами занимались закупкой съестного и готовили трапезу святым отцам, они же закупали вино и готовили просвирки для причащения нидаросских прихожан. Эти же люди следили за чистотой и прибранностью церковных помещений.
Общение со святыми отцами создало у Огге неоднозначное впечатление об этих служителях церкви. Епископ Николас отличался своей категоричностью в вере: непримиримость с язычеством и греховностью народа, который теперь стал его паствой, делали епископа безжалостным в делах и суждениях. Святой же отец Альбан был наделён даром убеждающего красноречия: не Божьей карой он грозил оступившимся и сомневающимся, а давал возможность пересмотреть своё отношение к вере в Господа, сам же крест не был его оружием - только слово Господне значилось мечом Ирландца. Святой отец Альбан вызывал у Огге доверие и желание сблизиться для откровенных разговоров, но сам Альбан продолжал держать дистанцию.
Этот день действительно оказался хлопотным: служба следовала за службой, исповедь - за исповедью, причащение - за причащением. Близилось время вечерней молитвы. Утомившийся за день епископ Николас покинул помещение церкви, чтобы вдохнуть свежего воздуха. И тут случилось непредвиденное.
Стая бродячих кошек, дико визжа, бросилась на Николаса. Они вцепились в его сутану, продолжая испускать возбуждённые звуки. Виной всему стали валериановые притирки на суставы епископа – острый запах валерианы сводил животных с ума.
– Прочь! Прочь, Дьяволово отродье! Прочь, ведьмы-оборотни! – отбиваясь посохом, закричал епископ. – Упаси Господь от прикосновений ваших… Прочь!
Подоспевший Огге Сванссон помог Николасу освободиться от навязчивых животных, но епископ, как будто охваченный мороком, продолжал шептать:
– Плохой знак… Плохой знак.
Ещё вечерняя молитва не подошла к концу, а ночные сумерки уже упали на Нидарос. Дневная жизнь заканчивалась и начиналась ночная - время уединения у домашнего очага, ужина в кругу семьи, время тайных мыслей и действий.
***
За этим окном чернела густая северная ночь. Нидарос погрузился в неё, как в летнюю купель – сразу и с головой. Вслед за тьмой пришла тишина, как будто здесь больше не было ни одной живой души – каждый звук стал подобен удару колокола. Сонное марево окутало дома и улицы.
А в этом помещении бурлила жизнь. Если полуденное солнце заглянуло бы в его окно, то высветило бы богатое убранство: резной стол и резные двери, гобелены и богатые занавеси, отделанные блестящим железом, сундуки с утварью и добром теснились по углам, у каждой стены стоял мерцающий серебром дорогой подсвечник. Но горела только одна свеча, стоявшая на столе.
Её свет не достигал лиц собравшихся, выхватывая из сумрака лишь руки, сложенные на столешнице – совершенно разные, как и их хозяева. Все запахи смешались, но доминирующего не существовало – все соединялось одной идеей и одним делом.
Нежный запах лаванды сочетался с полынным, запах доспехов - с железной гарью, запах сена и готовой пищи – с запахом селёдки. Говорили и по-датски, и по-норвежски, однако собеседники прекрасно понимали друг друга. Разными были и голоса собравшихся, но говорили они вполголоса, хорошо слыша сказанное.
Во тьме не видно эмоций говоривших, но голоса сохраняли их окраску. Первым заговорил хозяин ладоней, не утруждаемых рукоятью меча или древком боевого копья. Длинные холёные пальцы источали лёгкий запах селёдки, а ногтевая часть левого мизинца отсутствовала:
– Венды отказали Олаву Трюггвасону в военном союзе против Дании, потому что он настаивал на возвращении приданного королевы Тиры – бывшей невесты их короля. Также наши люди в Вендланде сообщают, что наш король Свен Вилобородый предложил Буриславу не требовать с него удерживаемое приданное своей сестры – королевы Норвегии Тиры, пока Дания не покорит Норвегию без поддержки Вендланда. Шведский король Олав Шётконунг, сын Сигрид Гордой, доказал свою преданность Дании – он собирает флот и военные силы против Трюггвасона. По всей Швеции взимают дополнительные налоги и строят корабли, покупают оружие у соседей. Здесь же, в Нидаросе мы пока не можем выступить открыто – соглядатаи Трюггвсона караулят нас везде. Нужно ждать весточки от короля Свена Вилобородого, который должен направить нам значительное подкрепление. Важно, чтобы он сделал это скрытно и вовремя – в тот момент, когда мы соберёмся ударить и захватить столицу Трюггвасона.
Вторым заговорил хозяин кистей рук со следами железной окалины, множественными мелкими ожогами и рубцами:
– Новости из Хладира подкрепляют наш дух противления Трюггвасону. Ярл Эйрик Хаконссон и многие его сторонники договариваются со Швецией и Данией о совместной борьбе с сегодняшним узурпатором власти над Норвегией. Изгнанники копят силы и собирают серебро на покупку флота и вооружение сторонников. Они сейчас тайно пребывают и в Норвегии, и на шведских берегах. Наши местные поборники Христа укрепляют воинский дух Трюггвасона и вселяют в него надежду на победу в противостоянии с Данией. Я хотел разом уничтожить эту поддержку, но язычники не разорвали в клочья этих иноверцев, а потом, когда я собрал силы, стало поздно – слишком много свидетелей видели бы смерть святош. И мне пришлось отступить, но это временная мера, а я буду пытаться сделать своё дело.
Теперь заговорил третий – хозяин натруженных ладоней: пальца разбухли от постоянной работы с горячей водой и паром, а на ногтях виднелся постоянный налёт копоти очага:
– Странники, посещающие Йомсборг, доносят, что тамошний конунг Сигвальди, не так давно сменивший Пальнатоки, сговаривается с Трюггвасоном о военном союзе против Дании. За эту услугу морской разбойник запросил непомерную цену, но Трюггвасон согласился. Однако, это известие не вызвало во мне тревоги или опасения. Сигвальди – язычник и безбожник, на помощь которого не может рассчитывать ни один христианин… Мыслю, что Сигвальди может предать, и Господь не накажет его, ибо викинг не знает Бога, но верен своему идолам - Одину и Тору, обман христиан те не считают грехом, а совсем наоборот… Сегодня я пополнил свой подвал запасом копий и мечей для наших воинов. В моих помещениях уже собралось два десятка бойцов из Хладира, которые не вызывают подозрения властей Трюггвасона.