Тень креста
Шрифт:
***
Предательство и подлая суть ближайшего слуги королевы Тиры стали причиной очередного раздора между венценосными супругами.
– Как можно было не заметить врага и безумного убийцу подле себя?
– в запале возмущения выговаривал Олав жене.
– Как такое могло случиться при том количестве датчан, охраняющих тебя, Тира? Или мнимый Квиг не был твоим врагом? Так кем же он был для тебя?
Глаза Датчанки загорелись нехорошим огнём, а губу вознамерились дать Трюггвасону злую отповедь, но Тира промолчала, она с большим трудом скрыла свои истинные чувства и мысли. В молчании Датчанка опустила лицо, чтобы Олав не смог прочитать по глазам, всё то, что королева могла бы ему ответить. Тира лишь развернулась и вышла из покоев короля Олава. А тот в бессильной ярости сжал кулаки и прикусил губу.
С тех пор Гамли Лейвссон очень часто стал посещать дуб Одина: приносил полевые цветы, подолгу разговаривал с прахом супруги, рассказывал ей о сыне и его успехах - мальчик рос крепким, здоровым и жизнерадостным. Епископ Альбан много раз предлагал градоначальнику освятить место могилы его жены, а потом перезахоронить её прах на церковном кладбище. Но Гамли не соглашался, каждый раз отвечая одно и то же:
– Она так и не стала христианкой, ваше преосвященство. Пусть её тело покоится здесь, а чистая душа имеет свою свободу. Гудрун была бы против перезахоронения - со старыми богами ей будет покойнее. А Господь определил ей место под древним дубом, противиться же его решению - грех.
Когда Турстейну исполнилось три года, Гамли впервые привёл сына к могиле матери и сказал так:
– Накрепко запомни это место, сын. Здесь лежит та, кто дала тебе жизнь. Сыновья должны знать места пребывания своих матерей на этой земле, даже, когда их нет и не будет рядом. Молись о ней чаще, Турстейн!
Эта встреча отца и сына оказалась последней. С тех пор Турстейн не видел отца никогда, но знал и помнил о нём, как и о безвременно утраченной матери.
В ясный, безоблачный день крест над нидаросским храмом Христа продолжал бросать свою тень на дома и улицы столицы, но живущие в ней норвежцы и их потомки не могли бы назвать её чёрной или зловещей. Всё на свете имеет свою обратную сторону - тень, и в том дар Господень, как два глаза, две руки, две ноги и семь цветов радуги.
__________________________
1.Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent (лат.) - О, милосердный Иисус! Прости нам наши прегрешения, избавь нас от огня адского, и приведи на небо все души, особенно те, кто больше всего нуждаются в Твоём милосердии.
2.Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace (лат.) - Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный. Да почивают (они) в мире.
3.In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen (лат.) - Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь
Глава 15
15.Из прошлого в настоящее, ради будущего.
Сегодня зима впервые показала Нидаросу свой холодный нос. Лился ледяной дождь, оставляя хрупкий покров на уже остывшей земле. Мокрые горожане скользили по улицам, как лыжники по снегу – упасть не считалось бедой или напастью. Кто-то из упавших смеялся, а кто-то - поминал Бога всуе.
Не смотря на все перипетии погоды, Эйра Толковательница Рун дожидалась выхода Огге из дверей церкви на улице. После утренней молитвы у послушника выдалось свободное время, и он решил прогуляться по округе. Волк-оборотень найден и наказан, но на душе у Огге не становилось спокойнее - смутные предчувствия и сомнения продолжали терзать послушника, как будто он, не желая и не понимая сам, ждал какой-то трагедии или внезапной драмы. Какой? С кем? Когда?
При ближайшем рассмотрении Эйра не выглядела такой старой, как могло бы показаться с первого взгляда. Серое и прокопченное тряпьё лишь скрывало всю сохранившуюся привлекательность женской фигуры. Походка прорицательницы всё ещё оставалась грациозной. Даже, слегка прищуренные, голубые глаза Эйры не утратили внутреннего задора и проницательности. Огге показалось, что Эйре так проще жить и заниматься своими прорицательскими делами, когда окружающие считают её изрядно пожившей, и, следовательно, умудрённой всяческим опытом. Эйра всегда и у любого способна была вызывать ощущение доверительности и надёжности. Холод не смог заставить Эйру согнуться, как и судьба, не сделавшая её своей рабой.
Толковательница Рун жила одиноко – никто не видел и не знал её родни, а семьи у Эйры никогда не было. Она вся казалась окутанной великой тайной, потому многие нидаросцы считали Эйру колдуньей или ведьмой, и никто не осмеливался ей перечить. Но все знали Толковательницу Рун, как верную служительницу старых богов. Руны давали ей эту возможность и власть. Когда Огге, наконец, появился на церковной площади, Эйра неспешно приблизилась и высказала послушнику свою просьбу, чему Огге крайне удивился – его просила сама Эйра Толковательница Рун, которая никогда и ничего не просит:
– Огге, внучек, мне нужно поговорить с тобой. Прошу, не отказывайся… Это важно и для тебя, и для меня одинаково. Иди за мной и будь моим гостем.
Огге не стал противиться и последовал за Эйрой. Хижина Толковательницы Рун находилась на самом краю нидаросского застенья – у самой воды. Изнутри хижина Эйры отличалась аскетизмом одиночества. Одинокий очаг, одинокий стол, единственное узкое окошко. По стенам развешены пучки пахучих трав, в углу кадь с водой, но табуретов было два. Эйра, не суетясь и не делая лишних движений, усадила послушника за стол и подвинула к нему кружку горячего травяного отвара, приправленного мёдом. И в полутёмном помещении сразу стало тепло и уютно: горел очаг, потрескивая сухим хворостом, придающим дыму приятный запах, питьё оказалось вкусным и бодрящим. Щёки Огге, бледные от уличной непогоды, порозовели, в ожидании предстоящего разговора. И Эйра, убедившись в том, что непритязательному Огге хорошо и привольно, начала его сама.
– Скажи, отважный Огге, откуда у тебя на ладони руна Турисаз, которую я называю Турс, - спросила Эйра, расположившись напротив послушника. – Знаешь ли ты, что она значит и для кого является путеводной звездой?
– Почему отважный, матушка Эйра, - спросил Огге голосом, полным удивления. – А знак этот есть у всех мужчин нашего рода. Дед мой тоже имел такой.
– Почему отважный, спрашиваешь ты, Огге сын Свана и внук Гуннара Бесстрашного?
– стала пояснять Толковательница Рун. – Потому что только самые отважные и умелые воины Гаулара, как и всего Согне-фьорда, издревле метят себя этим знаком. Почему отважный? Твоя ряса и крест не собьют меня с толку, ты – воин, а не монах. Ты - защитник, а не святоша у ног Распятого Бога. Меня-то не обманешь, внучек…
– Так что же значит эта метка на руке? – спросил Огге, смущённый проницательностью Эйры. – Ты знаешь больше меня, матушка Эйра. Расскажи!
– Руна эта - знак избранных воинов, что посвятили себя богу Одину, - доверительно произнесла Эйра, а потом продолжила.
– Знак веры в древних богов и верности власти конунгов. Первым его обладателем стал гауларский ярл Атли Тощий, ярый поборник великого конунга Хальвдана Чёрного, а сын этого господина, ставший норвежский королём под именем Харальд Прекрасноволосый, утвердил Атли наместником всего Согне-фьорда. Фригг подарила Тощему трёх сыновей, коих он назвал Стейнами - Халльстейном, Хольмстейном и Херстейном. Дети ярла обратились корнем крепкого и свободолюбивого рода Атлиссонов - приверженцев единой власти и единых богов, а руна Турс стала его родовым знаком. Руна Турс означает непокорный шип, который голыми руками не взять - таким и был сам ярл Атли Тощий, ещё она означает глубину и неприступность колодцев Согне-фьорда, его тайны и скрытые угрозы.