Тень мачехи
Шрифт:
Плеснул в рюмки, поднял одну, приглашая. Волегов двинул навстречу свою, стекло тонко звякнуло. Коньяк мягко прокатился по горлу, впитываясь-испаряясь по пути, и только потом обжег — в неожиданно терпком послевкусии.
— Удачи, Сергей Ольгердович, а супруге — большой привет! — напутствие Горе Горевича прозвучало дежурно, ведь кто-то уже подошел с другого края, и с ним тоже нужно было решать дела… Волегов обрадовался, что удалось отделаться так быстро, и, взяв в гардеробе свой тёмно-кофейный плащ, вышел на улицу.
Москва шумела: по мокрому асфальту шуршали колеса, перекрикивались автомобильные гудки, из динамиков соседнего ресторана лился неспешный
Сергей нырнул в переход, пробрался между ларьков, нищих и музыкантов и снова шагнул на ступени. Поднимался, словно в серое небо шел — но иллюзия растаяла быстро, растворилась в городе. Волегов дошел до казенной машины, ждавшей на стоянке. Увидев в окне задранный профиль водителя, постучал по стеклу: тот недовольно приоткрыл глаз, покосился — и, окончательно проснувшись, щелкнул замком. Только забравшись в машину, Волегов понял, как продрог.
— Ты, Михалыч, вечно жить собрался? Для этого себя в холоде держишь? — поддел он. — Печку включи. И в аэропорт, регистрация через два часа. Успеем?
— Должны, — кивнул водитель, разворачивая машину. Флегма. Но это и хорошо — не обидчивый, и разговорами не отвлекает.
После беседы со Слотвицким Сергею хотелось побыть в тишине, обдумать всё, наслаждаясь. Он получит власть, а вместе с ней придёт почёт, новые связи и новые деньги. В принципе, можно будет даже уйти из министерства — а что, засиделся он в своём кресле, тесновато уже и скучно. Надо расти. Может быть, и в Госдуму дальше… Почему нет? Стартовая площадка отличная. У него прекрасная деловая репутация, он идеальный семьянин, помогает бедным… «Ага, дочери своей помог с операцией, вот уж заслуга, достойная депутата!» — издевательски хмыкнул внутри чей-то голос: будто черт заговорил, кривляясь и паясничая. Кровь мгновенно прилила к щекам, и Сергей зло оборвал мерзкое чертово хихиканье, повторяя заученное: я её не бросил, так было нужно, я всё делаю ради Вики и Анюты! Но настроение испортилось, полезли в голову мерзкие мысли: трус и подлец, избавился от ребенка, отказался публично, свекрови и жене не признался… Кто знает, сколько еще грехов попадёт в этот позорный список, пока он будет лезть на вершину власти?
Рука сама потянулась к телефону. Волегов набрал номер Натальи и невольно отпрянул от трубки, когда из неё вырвалась какофония звуков: музыка — оглушающее тыц-тыц, мужской гогот и бабий визг, а еще нетвердый, хмельной голос:
— Какие лю-юди! Вспо-омнил обо мне, милый?
— Ты что, пьяна? Где Вика? — разозлился Волегов.
— А то ты не знаешь, где твоя дочь живет? — Наталья глупо захихикала и пропела. — Жи-ли у бабу-уси Ви-ка и Нату-уся!
Её голос зазвучал зло, с нескрываемым презрением:
— Потому что папочке понадобилось от дочи избавиться. А папочка у нас такой — чего хочет, то и делает. И срать ему на других! Даже на любимого ребенка — нас-рать!
— Ты обалдела? — оторопел Волегов. — Опять бросила Вику на няню и бабушку?
— Ну-ка, ну-ка, повтори — кто кого бросил? — насмешливо протянула Наталья.
— Быстро домой! Я приеду через неделю, и не дай Бог ты будешь в таком же состоянии…
— Ага, и что? Дочку у меня заберешь? Ха! Да ты же так трясёшься, чтобы о ней никто не узнал!
Это была правда. Наталья хотя бы язык за зубами держала. Если забрать Вику, возникнет масса проблем: начиная с того, где взять надежного человека для её воспитания — и заканчивая тем, как убедить Наталью не болтать.
— Заберу. А ты пойдешь бутылки собирать, — холодно сказал он. — Только я сперва укорочу твой язык. Ты знаешь, это в моей власти. Всё в моей власти. Так что двигай домой. Я позвоню на городской через час. Возьмешь трубку, и чтобы трезвее стекла!
Волегов бросил телефон на кожаное сиденье и покосился на водителя: тот с непроницаемым видом смотрел на дорогу. Впрочем, о второй семье шефа он знал, даже отвозил Наталью с ребенком в Новороссийск. Он вообще много чего знал, этот Михалыч, но молчуном был проверенным и хорошо оплачиваемым.
«Ничего, до выборов полгода, есть время что-то решить, — успокаивал себя Сергей. — Может, приставить кого-то к Наташке, чтобы заставлял её как следует выполнять материнские обязанности? Но кого? Даже не знаю, кому мог бы доверить… Отбирать ребенка не выход, Вика с родной матерью, это дорогого стоит. Вряд ли кто-то чужой сможет её полюбить. Меня вот — никто не смог. Тёщу считать не стоит: она всего лишь благодарна мне за то, что не бросил Анюту, да и в отношения наши лезть не хочет. А я для неё — тот, кого любит Анюта. Зять, а не сын».
Машина остановилась возле здания аэропорта. Сергей набрал Новороссийский номер, прислушался к гудкам. Трубку сняла Наталья.
— Дома? — спросил он.
— Да… Извини, я дура, — в голосе звучало раскаяние. Похоже, протрезвела.
— Знаю, — хмуро ответил Сергей. — Викуля как?
— Спит уже. Всё нормально у нас.
— Хорошо.
Отключив телефон, Волегов перекинулся парой слов с Михалычем и вытащил из багажника сумку: в ней лежала запасная рубашка, трусы-носки-щетка — малый набор пилигрима, которым его сделала жизнь. Шагая к терминалу, Сергей удивился неожиданной мысли: весь его багаж стоит не больше сотни евро, как же мало нужно человеку… и зачем тогда гнаться за новыми деньгами, если те, что уже есть, позволят безбедно жить хоть до тысячелетнего юбилея? «Безбедно, но скучно», — поправил он себя, радуясь, что нашел достойный ответ. Но в глубине души знал, почему не может остановиться. Чтобы заработать деньги и власть, нужно быть энергичным и безжалостным, как акула. Вот только в природе она, если прекратит движение хоть на час, задохнётся и пойдёт ко дну. Так что и для таких, как он, остановка исключена.
Но поднявшись на борт самолёта, Волегов вдруг разозлился. «Сделаю всё, как решил с самого начала, — думал он. — Пусть Вика с Наташкой живут в Новороссийске, а я буду спокойно заниматься своими делами. Не стоит из-за ребенка ставить карьеру под угрозу. Акула так акула… зато никто и ничто меня не остановит, если не остановлюсь сам».
И он спокойно продремал все три часа до Берлина.
Сойдя на немецкую землю, Сергей купил букет цветов и взял в прокате машину — попался тот же фольксваген, на котором ездил в прошлый раз. Дорога до Лейпцига уже стала привычной, и он отмахал сто пятьдесят километров как на автопилоте. В клинику приехал почти в одиннадцать вечера. Беспрепятственно прошел через все медицинские кордоны: здесь его знали, и знали, что Анюту завтра выписывают. И что улучшений у нее нет. «Пока нет», — говорил доктор Штайнер, которому Сергей не верил ни на грош.