Тень мачехи
Шрифт:
…В углах одноместной Анютиной палаты стояла полутьма. Горел лишь ночник над кроватью. Его лучи тонули в густой желтоватой субстанции, масляно стывшей в перевёрнутой бутылке капельницы, стекали по прозрачной трубке, спускавшейся до тонкой смуглой руки.
Его девочка спала. Темные локоны раскинулись по смятой подушке, лицо в неровном свете электрической ночи казалось оливковым. Полукружья ресниц подрагивали, скулы выступили чётче, будто Анюта похудела еще больше. Тоненькая морщинка залегла возле рта, и Сергей понял, как измучилась и устала его жена. К горлу подкатил комок — будто ледяную пробку воткнули. И Волегов невольно
— Серёжа? — шепот раздался оттуда, где стояло глубокое кресло с пуфиком для ног. В нём, кутаясь в шаль, будто пытаясь прогнать озноб, сидела Элина.
Волегов кивнул, прижав палец к губам. Совка махнула ему рукой, чтобы зашел и дверь закрыл плотнее: сквозняк.
— Как она? — еле слышно спросил Сергей, присаживаясь на пуфик.
— Всё так же, — одними губами зашептала Элина. — Врач говорит, нужно ждать. Если не подействует, через два месяца еще курс капельниц нужен.
Сергей пожал плечами, глядя на спящую жену. Ждать… Она столько лет ждёт! Так борется, так мужественно терпит все операции, уколы, процедуры! И ничего не меняется. Только изводит себя.
Он склонил голову. От букета, лежащего на его коленях, шел тонкий аромат. Странная смесь: лаванда, ирисы и можжевельник.
— И мне дай понюхать! — лукавый шепоток Анюты проник прямо в душу, разбудил в ней радость. Сергей вскочил, подошел к кровати, прижался щекой к острой скуле, целуя жену в висок. Она оплела его шею одной рукой — вторая всё ещё лежала под капельницей — замерла, ощущая, как сливается их тепло. Нежно чмокнула в нос и, отпустив, потянула букет к себе.
— Красотища кака-а-я-я… — восхищенно протянула она, и Сергей некстати вспомнил, как сегодня тянула слова Наталья: пьяный голос — будто грязный, ковыляющий бомж. Снова подумал: какие же они разные, эти две женщины, и две их судьбы! Поменять бы, чтобы каждой по заслугам…
— Ну как ты, Совёнок? — спросил он, усаживаясь на кровать.
— Нормально, — уверенно сказала Анюта. — Чувствую себя хорошо, голова уже не кружится — доктор Штайнер говорил, что так и будет к десятой капельнице, когда организм к препарату привыкнет. Только всю спину отлежала, очень уж долго эти капельницы длятся! Представляешь, одна капля в три минуты!
— Я помню, ты говорила, — сказал Сергей, пытаясь не показывать жалости.
— Да. Зато есть время подумать. И знаешь, что? Я придумала новую постановку! Мы переиначим ирландский рил! Они же там стучат, это степ, по сути — а нам кто мешает стучать по ручкам кресел? Или мы положим специальные доски на колени… — увлеченная разговором, Анюта отбросила край одеяла и, потянувшись вперёд, машинально почесала левую лодыжку. — А на ладони специальные планшетки наденем, типа кастаньет, только длинные, и чтобы щелкали… Мама, ты что?
Сергей повернул голову, удивлённо глянул на тёщу. Совка стояла возле кресла, во все глаза смотрела на Анюту, прижимая руки к щекам. Забытая шаль валялась у ног.
— Анька! — воскликнула Элина. — Анютка моя, девочка!
Её голос дрожал от слёз.
— Мамочка, что случилось? — испуганно приподнялась Анюта. Ключицы натянули тонкую кожу, золотой крестик скользнул в вырезе васильковой пижамы
— Анька, ты не поняла, да? — счастливо сказала Совка, вытирая мокрые глаза. — Ты не поняла, что сейчас было, дурёха моя любимая? Ты же ножку свою почесала! Значит, почувствовала, что чешется! Действует лечение Штайнера, дочка! Дей-ству-ет!
6
Переобуваясь в прихожей тёти Али, Татьяна смотрела через коридор, как Наталья играет с Викулькой: тетёшкает, подбрасывает дочку, зарывается лицом в её животик и что-то говорит — мягко, плавно. Открытая дверь детской комнаты, пробившая светлым прямоугольником темноту коридора, казалось входом в материнский рай — бело-розовый, тёплый, нежный… Завязав шнурки удобных кроссовок, в которых ходила на работе — и ноги не устают, и ступаешь бесшумно, не беспокоя ребенка — Татьяна направилась к детской. Шла, глядя на Наталью с Викой, умиляясь и по-доброму завидуя, думая, что вот и у неё когда-то будет это счастье, эта возможность не спускать с рук своего малыша. И, приблизившись, услышала:
— Из-за кого у мамы грудь болит? Из-за кого папа маму бросил? Кто у нас такой нехороший ребё-ёно-ок?
Татьяна оторопела. Наталья с приклеенной улыбкой мерно поднимала и опускала дочь, будто выполняла какое-то упражнение — и говорила, говорила эти жуткие слова, явно наслаждаясь возможностью высказаться. Голос звучал певуче, как у тёти Али, но нарочито-ласково, елейно — так говорят с детьми, когда хотят обмануть. А Викулька, не понимая, улыбалась в ответ и радостно взвизгивала, болтая ножками.
— Извините! — Демидова решительно шагнула вперед. Наталья испуганно обернулась, всё еще держа Вику перед собой. — Разрешите, я её возьму?
— Пожалуйста, — поняв, что няня всё слышала, Наталья трусливо вильнула глазами. Но затем уставилась на Таню в упор и принялась отдавать приказы. — Сегодня смесью кормите, у меня мастит. И погуляйте с ней подольше, чтобы ночью лучше спала. Я из-за этих криков раз пять просыпалась, тут же стены, как картон!
Татьяна поджала уголок рта: надо же, какая принцесса, дочкин плач её беспокоит! Хотя спит она в своей комнате, а в детской всю ночь была Таня — и именно ей пришлось носить малышку на руках, гладить ей вздувшийся животик, поить лекарством и спать не дольше сорока минут за раз.
— Я всё сделаю, — пообещала Татьяна, взяв Викульку у матери. — А вы, пожалуйста, больше не говорите такого ребенку. Это только кажется, что она ничего не понимает. Но дети очень хорошо считывают невербальные сигналы. Если Вика поймет, что её родители не ладят, и что мама винит в этом её…
— Знаете, я не дурочка! — вспыхнула Наталья. — Пока она маленькая, говорю. Подрастет — не буду. И вообще… это шутка была!
— Неудачная шутка. Вы сами не заметите, как привыкнете так думать и так говорить. А в ней ваши слова на всю жизнь засядут.
— Уж как-нибудь сама разберусь… — фыркнула Наталья и вышла из детской, что-то бурча. Татьяна глянула на Вику: та сосала кулачок, скосив в сторону васильковые глазки. Салатовый комбинезончик со щенком слишком плотно облегал круглую детскую попку. Татьяна пощупала памперс через бархатистую ткань.
— О-о, зайчонок, ты тёте Тане сюрприз приготовила? — весело спросила она. Вика заулыбалась в ответ, замахала ручками. — Давай-ка мы тебя переоденем, будет наша Викуля чистенькая, доволь…
За дверью грохнуло, металлический звон прокатился по квартире, и сразу заголосили: тётя Аля — укоряюще, Наталья — зло отбрехиваясь, будто обвиняя. Быстро положив ребенка в кроватку, Татьяна поспешила на звук.