Тень мачехи
Шрифт:
Эти мысли обожгли — будто пучок крапивы, которым его в детстве хлестал отец. Вспомнились его глаза: карие, как у Макса. Презрительно искривлённый рот. И слова: «Не смей воровать, гадёныш! Возьмёшь эти часы и вернёшь Саньке так, чтобы все видели. И только посмей не признаться ему, что украл! Я те эту руку сам отгрызу, чтобы к чужому не тянулась!» Демидов вздрогнул. Получается, предупреждал его отец. А Макс ведь совсем забыл тот день. И те часы, ставшие первым, что он украл. У своего единственного друга. Который после этого навсегда повернулся к нему спиной.
Да. Теперь
Макс застонал, понурив голову. И не увидел, как открылась дверь палаты, как шагнул через порог высокий темноволосый мужик. Только когда тот кашлянул, Демидов поднял голову и поймал на себе взгляд его глаз: полупрозрачных, как тёмный янтарь, торжествующих и чуть насмешливых.
— Я так понимаю, вы уже всё поняли, — сказал он. — Руку спасти не удалось — кости были раздроблены, да и ваше состояние… Врачи предпочли сохранить жизнь, чем рисковать ей, проводя многочасовую операцию. Ампутация делается быстрее. Ну а теперь — за дверью полицейский, вас подержат здесь до выздоровления. Потом не обессудьте. Как говорил один известный следователь, «вор должен сидеть в тюрьме».
Макс, наконец, вспомнил, где ему доводилось видеть этот внимательный кошачий взгляд: ведь этот мужик был в тот день у здания опеки! Это его Танька представила, как юриста. Но почему он здесь?…
— Меня зовут Юрий Борисович Залесский, я адвокат вашей жены, — сказал тот, усаживаясь на стул возле кровати. — Бывшей жены — ведь вы же понимаете, что натворили достаточно, чтобы навсегда лишиться этой женщины?
— Я могу всё объяснить… — начал Макс, пытаясь хоть что-то придумать. Но вдруг почувствовал, как устал. «Что толку извиваться, врать, пытаться его запутать? — думал Демидов. — Опять быть слизняком, который боится ответственности. А, может, хватит? Есть ведь во мне что-то от мужика? Хоть что-то осталось?»
Он распрямился, чувствуя, как заныла культя. Глянул на Залесского: хмуро, с печальной тоской:
— Не хочу больше врать. Да, это я во всём виноват. Это я заплатил сожителю Фирзиной, чтобы Таню упекли в тюрьму. Это я воровал её деньги. Уводил из бизнеса всё, что можно — прекрасно зная, что подставляю её. Теперь там проверки, да? Налоговая, наверное… Обэповцы… Вот только она не виновата.
Залесский смотрел на него молча.
— Танька — хорошая баба. Порядочная. А я… — Демидов махнул рукой, по привычке, но в воздухе мелькнула лишь белая повязка на культе. Он взглянул на неё и горько усмехнулся: — Если бы можно было всё вернуть, я бы вернул. Но у меня больше нет денег. Я всего-то и могу, что выступить на суде в её защиту. Всё возьму на себя. Вы заполняйте бумажки. Я подпишу. И торговаться не буду.
— Подпишете, конечно, — кивнул адвокат. — Когда научитесь делать это левой рукой.
Макс бросил взгляд на культю, скривился:
— Ну, кто ж знал, что так будет…
— Кто-то же знал, — возразил Залесский. — Тот, кто сделал это с вами.
Демидов отвёл взгляд. Сдавать Василенко не хотелось — если теперь на зону, лучше молчать. Тогда можно не бояться, что бывший подельник пришлёт кого-то отомстить. Но адвокат сказал:
— Слушайте, я же в курсе всего. Мне вас, между прочим, с рук на руки передали. Ваш дружок, которому вы пытались продать аптеки. У нас с ним была договорённость: ему — украденные деньги, мне — вашу голову. Если бы всё так и произошло, у меня не было бы к нему претензий. Но то, что он вас искалечил, нельзя спускать на тормозах.
Макс угрюмо молчал. Залесский положил ногу на ногу
— Вы же понимаете, что всё зло в этом мире — от иллюзии безнаказанности? Людям почему-то кажется, что можно сделать что-то вразрез закона или морали. И уйти от ответственности. Некоторые уходят, да. Но знаете, как правило, продолжают идти по той же дорожке. Редко кто сворачивает с неё по собственной воле.
Залесский встал, прошелся по палате. Повернулся к Демидову, встал, опершись спиной на стену возле белой фаянсовой раковины. И продолжил:
— Говорят, что зверь, который попробовал человеческую кровь, хочет ещё и еще. Не знаю, насколько это правда в отношении животных, но люди — они начинают жить именно так. Порок, видите ли, сладок. А человек — слаб. Я не буду сейчас говорить о карме, о Боге. Немного не тот случай. Но я вам скажу абсолютно точно — ваш приятель Василенко, если сейчас его не остановить, натворит ещё немало бед. И вы не знаете, кто будет следующей жертвой. Может быть, женщина. Ребенок. Старик. А может — такой же, как вы. Провинившийся перед ним — но всё же не заслуживший того, чтобы стать калекой. Поэтому я советую вам: расскажите всё честно. А уж я позабочусь о том, чтобы упечь его в тюрьму.
Он снова сел на стул и посмотрел прямо в глаза Демидову.
— Я, знаете ли, всегда хотел стать законником. И не для того, чтобы получить престижную профессию или власть над людьми. Просто у меня обострённое чувство справедливости. Плюс ненависть к тем, кто плюёт на других. И, несмотря на то, что лично вы мне глубоко антипатичны, я готов защищать вас в суде. Кончено, речь идет только о том процессе, который можно инициировать по факту причинения тяжких телесных повреждений. Вы готовы?
Демидов колебался, глядя в пол.
А, может быть, это шанс — сделать в жизни хоть что-то хорошее? Не испугаться, рискнуть — а он всегда любил риск. Тот казался настоящим: ведь в покере или бизнесе, если рискнуть, можно потерять всё. Вот только… настоящим ли он был? Ведь речь никогда не шла о жизни.
За Василенко стоят другие люди. Большие, обладающие властью и силой. Если потянуть за ниточку, можно распутать весь клубок. «Но если я открою рот, есть риск, что однажды, даже в тюремной камере, меня найдут с заточкой в боку», — думал Демидов.
Он вздохнул, попытался почесать в затылке — но правая рука лишь дёрнулась вверх в нелепом, беспомощном приветствии. Он покачал головой — никак не привыкнет…
В конце концов, каждый должен отвечать за своё. А Василенко… Да, он потерял несколько миллионов. Но сколько стоит рука? И есть ли вообще цена у здоровья? Ведь его не вернёшь — в отличие от денег.
И он сказал, решительно глянув на Залесского:
— Да, я дам показания. Можете записывать прямо сейчас.