Тень мечей
Шрифт:
— Сын мой, — обрадовался Генрих, — тучи рассеиваются над стариком и небо посылает ему надежду всякий раз, когда ты удостаиваешь его своим присутствием.
Ричард с огорчением заметил, что мрачное лицо Генриха теперь светилось ласковой улыбкой. Джон был любимым сыном, который завоевал это положение лестью и угодничеством. В отличие от брата Ричард всегда говорил то, что думал, и нередко спорил с отцом из-за чрезмерно осторожной политики. Джон, казалось, готов был во всем угождать старому дураку, о королевстве же думал меньше всего.
— Счастлив греться в лучах твоей славы и благочестия, дорогой отец, после недель, проведенных в компании грязных неверных, — ответил Джон.
Принца посылали руководить торговыми переговорами с мусульманскими захватчиками, которые господствовали на большей части Иберии. Ричард полагал, что вести переговоры с язычниками — это его долг как наследного принца, но Генрих воспротивился, прямо заявив, что из-за вспыльчивого характера Ричарда Англия погрязнет в войне с арабской Испанией, вместо того чтобы открыть базары Кордовы для уэльских гончарных изделий. Четыреста лет назад французы остановили мусульманское вторжение у этого самого города Тура, и Генрих заявил: он не желает, чтобы его сын дал маврам предлог начать вторую священную войну против неверных. Однако, по мнению Ричарда, такое решение меньше всего имело отношение к предполагаемому отсутствию дипломатических талантов у старшего сына, скорее сыграло роль постоянное стремление отца возвысить Джона в глазах знати.
Принц с иссиня-черными волосами улыбнулся отцу и Иоанне, но намеренно избегал встречаться взглядом со старшим братом. Он шагнул вперед и вручил отцу тяжелый свиток. Старик развернул его с видимым усилием.
— У меня добрые вести, отец, — произнес Джон. — Наши посланцы не уступили неверным за столом переговоров, и мы заключили соглашение, которое наполнит золотом сундуки наших торговцев.
Генрих внимательно изучил документ и с гордостью посмотрел на сына.
— Мы обсудим подробности твоей поездки в Кордову и гарантии, которые ты обеспечил для наших людей, завтра, — сказал король. — А сегодня вечером время петь и танцевать. Приглашаю тебя с твоими рыцарями отведать вина и повеселиться в кругу соотечественников.
Старик повернулся к собравшимся:
— Я посвящаю этот вечер Джону и его храбрым рыцарям, которые проделали долгий путь в царство наших врагов и возвратились с благословениями дружбы и торговли. — Генрих поднял сверкающий кубок в честь своего сына, добившегося таких успехов.
Гости встретили его тост ликующими возгласами, поэтому иронического фырканья Ричарда никто не заметил. Наследный принц знал, что старик вводит себя в заблуждение, полагая, что с сарацинами возможен мир. Темнокожие захватчики могут облачаться в дорогие шелка и пышные наряды, но в их жилах течет кровь дикарей из пустыни. Он немного знал их религию и считал ее отвратительной и явно нелепой.
Еще в детстве священник однажды поведал ему, что Сатана рядит свою ложь в праведные одежды, чтобы ввести человека в заблуждение и заставить служить себе. Религия неверных — главный тому пример. Они утверждают, что поклоняются Богу, но отрицают подлинность Священного Писания. Они даже верят, что Иисус Христос — мессия, и тут же отрицают его божественную сущность и даже факт его распятия на кресте. Доверяют же словам неграмотного погонщика верблюдов. Ричард не сомневался, что Мухаммед — посланник Дьявола, призванный искушать Божью паству. И если его отец по неведению гордился заключенными с этими злодеями соглашениями, Ричард считал, что открытие торговых путей только ободрит дьяволов и те запустят свои щупальца в самое сердце христианского мира.
Джон занял место на возвышении, удостоив старшего брата лишь небрежным кивком. Ричард почувствовал, как в нем поднимается гнев. Менестрели заиграли снова, и гости возобновили танцы, чтобы отпраздновать счастливое возвращение молодого принца. На глаза Ричарду в очередной раз попалась бледная Жоли, и он заставил себя отвлечься от мрачных мыслей. Он встал, с целеустремленным видом пересек зал и изящно поклонился изумленной девушке. Кумушки зашептались — именно этого он и добивался. Девушка была явно ему не ровня, но она могла помочь ему наделать шуму и отвлечь внимание двора от неожиданного приезда братца Джона. К тому же Ричард знал, что отец вскипит от злости из-за того, что сын нарушил придворный этикет, однако уесть старика было для него дополнительным удовольствием.
Жоли взялась за протянутую ей руку, и ее бледные щеки вспыхнули от лестного предложения потанцевать с наследным принцем. Ричард взял ее за руку, зная, что король не спускает с него негодующего взора. Придворные тут же расступились, освобождая место для принца, и он плавно заскользил вокруг восхищенной дочери не очень знатного лорда. Он обнял ее, несмотря на то что музыка предполагала более сдержанные фигуры танца. Остальные пары после минутного колебания присоединились к ним. Лучше следовать примеру королей, даже если принц решил нарушить традиции. Трубадуры быстро перестроились, изменив темп наигрыша своих крумгорнов, шалмеев [32] и тимпанов [33] , приноравливаясь к более естественным и быстрым шагам, которые захватили теперь всех танцующих.
32
Крумгорн, шалмей — средневековые духовые инструменты изогнутой формы, с двумя язычками.
33
Тимпан — старинный ударный инструмент, заимствованный на Востоке во время крестовых походов.
Ричард прижимал к себе Жоли, шептал ей на ушко учтивые благоглупости и фальшивые заверения, как водится у царственных особ. Он чувствовал, как девушка вся трепещет от возбуждения, и знал: стоит ему пожелать — и она окажется в его объятиях еще до рассвета. По правде говоря, Ричарда эта девушка не интересовала, но если он все же решит развлечься с ней, придется держать ответ перед отцом за последующий скандал. Однако Ричард не сомневался, что Генрих вздохнет с облегчением, узнав, что тайное свидание у сына было, по крайней мере, с женщиной. Ричард чувствовал, что все взгляды прикованы к нему, и приказал себе не обращать на них внимания. По опыту он знал: единственный способ сохранить рассудок при дворе — жить настоящим. А там хоть трава не расти! Вероятно, его последующие действия были бы продиктованы именно этим девизом, но тут в королевскую залу ворвался герольд от Папы Римского. Он принес вести, которые круто и навсегда изменят жизнь их всех, как, впрочем, и сам ход истории.
Глава 7
ПОСЛАННИК РИМА
— Этот мальчишка хочет моей смерти, — испугался король Генрих, — и гибели моего королевства.
Стареющий монарх с возрастающим раздражением наблюдал, как Ричард весь вечер танцует с Жоли. Король знал отца девушки, до зубовного скрежета послушного человечишку, и Генриху абсолютно не хотелось приносить извинения от имени своего взбалмошного сына людям, стоявшим настолько ниже его самого. Родители непременно станут жаловаться и стенать, когда узнают, что их дочь потеряла невинность в объятиях похотливого юнца (хотя сам король не сомневался, что Жоли уже давным-давно распрощалась с невинностью). Неизбежно последуют требования искупить позор, запятнавший честь их семьи. С другой стороны, лучше уж так, чем болтовня злых, завистливых языков о тайном пристрастии Ричарда к юношам. И для владений Плантагенетов будет лучше, если его сын разорит казну из-за романтических глупостей, нежели из-за его вздорной мечты о завоеваниях.
По мере того как отпущенных самому Генриху часов жизни оставалось все меньше, самолюбование Ричарда становилось для него все несноснее. Король ясно видел непомерное честолюбие сына и его преувеличенные представления о своем жребии. Рыжеволосый юноша после немногих побед на поле брани окрестил себя «Львиным Сердцем», и это прозвище быстро распространилось по королевству, равно как и байки о его храбрости и хитроумии. Генриху нехотя пришлось признать, что такая репутация имела под собой основания — воинская доблесть юнца была недалека от гениальности. Но, по правде говоря, король опасался, что воинское искусство Ричарда когда-нибудь заставит его народ слагать не героические баллады, а песни скорби. Генрих знал, что его красавец сын имеет огромное влияние на простолюдинов: его огненные кудри и царственная осанка смутно напоминали языческого бога Аполлона. Но если парень когда-нибудь взойдет на английский престол, ему придется расстаться с честолюбивыми мечтами, не то он — в погоне за призраком славы — ввергнет королевство в необдуманные авантюры.