Тень Миротворца
Шрифт:
– Наивно желать сохранения жизни русским солдатам?
– нахмурился Вяземский, - уж позвольте решать мне, как распорядиться той информацией, что вы предоставили!
– коллежский асессор чуть не сорвался на фальцет. В купе осторожно заглянула озабоченная Лиза, - всё хорошо, душенька, это мы просто спорим с Гаврилой, - врач успокаивающе помахал ладонью в сторону сестры милосердия.
– Простите, Иван Ильич, я не совсем верно выразился.
– В корне неверно, Гаврила. Вас извиняет лишь то, что делаете это по незнанию. Коридорное право в России и протекция, порой, могут сделать неизмеримо больше, чем подача
– Всё, всё...Иван Ильич. Сдаюсь. Буду только рад, если что-нибудь из этого получится.
– То-то же, - погрозил мне пальцем военный врач РОКК, князь Вяземский, - дворянское слово очень много значит в России!
– Я уже попросил прощения. Извините, личного опыта общения с дворянами не имею, - привстал я из-за стола, отвесив подчёркнуто шутовской поклон, - Вся информация лишь из книг, да так приглянувшегося вам синематографа.
– А что, так-таки и не удосужились в своём двадцать первом веке?
– хитро улыбнулся, отошедший от короткой отповеди Вяземский.
– За практически полным отсутствием данного класса в моей действительности как такового, - вырвалось у меня.
– Что вы этим хотели сказать?
– автоматически переспросил Иван Ильич. Я же с досады мысленно отвесил себе подзатыльник. Вот не хотел же ни сам князь, ни я лезть в политические перспективы Российской Империи. Эх, как бы замять это...
– Вы действительно хотите знать ответ на свой вопрос?
– Я потомственный дворянин, мой род идёт от самого Рюрика и напрямую от внука Владимира Мономаха. Конечно, я хочу знать, что значат ваши слова о дворянстве!
Так, похоже, князюшка закусил удила. Придётся искать слова, чтобы помягче сообщить правду.
– Иван Ильич. Хочу предупредить, что мой ответ наверняка породить уйму других вопросов, наиболее полная информация о которых потребует дополнительной беседы без лишних ушей. Вы готовы?
– Говори!
– Хорошо, - я устало провёл ладонями по лицу, - чтобы быть кратким, скажу сразу: после семнадцатого года в России юридически и фактически перестанет существовать монархия и сословия. Вместо Российской Империи сформируется совершено новое государство с иным политическим и социальным устройством. Люди, бывшие дворянами, утратят на его территории свои привилегии и собственность. Более того, спустя довольно недолгое время большинство дворянских родов пресечётся или раствориться в новой социальной среде. Дворяне, эмигрировавшие за границу, смогут сохранить видимость своего статуса, но лишь те, кто будет независим финансово. Судьба большинства их будет незавидна, но всё равно лучше большинства оставшихся в новом государстве.
Князь был бледен, пальцы его мелко подрагивали, губы беззвучно шевелились. Я продолжал молчать, стараясь не смотреть на Ивана Ильича.
– Гаврила, - проговорил осипшим голосом коллежский асессор, - я не спрашивал, а ты, то есть, твой прадед, Пронькин Гаврила, что с ним стало? Погиб на фронте?
– странно, Вяземский цепляется за сторонние факты, боясь услышать страшные слова?
– Умер на родине уже после войны, вернувшись с очередного допроса с пристрастием в организации, выполняющей функции Охранного Отделения
– Значит, слова французского адвоката Верньо: "Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей..." - и для России оказались пророческими?
– Мой прадед не был революционером, Иван Ильич. Он лишь хотел, вернувшись с войны целым и невредимым, спокойно жить на своей родине, растить детей. Но отставной унтер-офицер и георгиевский кавалер чем-то не понравился новой власти.
– А знаете, что, Гаврила? Если я ещё захочу полюбопытствовать на эту тему, прошу вас, как на духу, пошлите меня по матушке от всего сердца, договорились?!
– противная осиплость исчезала из голоса князя с каждым произнесённым словом.
– Договорились!
– я встал и протянул руку Вяземскому. Тот ответил крепким рукопожатием и улыбнулся.
Мда-а-а... Я бы так не смог. Почти узнать, что впереди тебя и твой мир ждёт бездна и остаться в неизвестности? Феноменально. Ну да у каждого свои тараканы в голове. У меня вон и голова не совсем моя, и в голове всякая хрень: нейротрон, закладки, крипты... Одно радует: обещали, что конец будет хорошим. За что и цепляюсь.
– Как вы думаете, Иван Ильич, удобно будет сейчас обратиться с просьбой к баронессе Вревской?
– решил я сменить тему.
– Думаю, вполне. Они сейчас в основном заняты изготовлением перевязочных пакетов, пока хватает материала. Потом займутся починкой больничного и операционного белья. С Зингером дело спорится. Вы, если собрались, идите сейчас, пока не настало время обеда, после него запланирован санитарный обход эшелона. К тому же я сегодня выписываю тех солдат, что пострадали при нападении грабителей, - на последней фразе Вяземский подмигнул мне.
Пробираясь по коридору, я отметил, что Фёдор и Глеб уже оклемались и резались в карты, сидя на койке. Засаленные до неразборчивости рисунка рубашки карт грязными пятнами выделялись на чистом белье.
– Здорово, славяне!
– поприветствовал я задир.
– Здоровей ви...а, это ты, Гавр. Привет.
– Цыган, заметив меня, положил свои карты. Глеб просто кивнул промолчав.
– Начальник сказал, вас выписывают вечером.
– Правда? Это хорошо. Скучно тут. Сестрички эти, как снулые рыбы. Чисто монашки, - вздохнул Фёдор.
– А тебе горячих деревенских девок подавай?
– я слегка стиснул плечо Цыгана.
– А хотя бы!
– Ничего, немца побьём, будет и на твоей улице праздник.
– Ну, это ещё когда будет, - снова вздохнул Фёдор.
– Терпи Цыган, Бароном станешь, - на мою незамысловатую шутку пулемётчик лишь похлопал глазами.
Швейная мастерская "Красный крест&Ko" располагалась в дальнем конце вагона, в углу, противоположном титану с кипятком.
Вревская, сидевшая согнувшись над зингеровской машинкой, со спины напомнила почему-то мою маму. Вот так вечерами в детстве я любил засыпать под мерный перестук её шестерней или что там внутри этого великого достижения человечества. Её сестринский головной убор лежал рядом, а чёрные, как смоль, волосы были стянуты в тугой узел на затылке. Скрипнувшая под моей ногой доска заставила баронессу обернуться. Смущение в её взгляде длилось всего мгновение. Она встала, уступив место другой сестре милосердия. Надела косынку с красным крестом, тщательно заправив за край выбивавшиеся пряди волос.