Тень на плетень (сборник)
Шрифт:
– Фима не хотел меня видеть? – настороженно спросила Маринка, заглядывая мне в глаза.
– Немного не так, – ушла я от ответа, стараясь потщательней сформулировать приемлемую версию.
– А как же? – Маринка сверлила меня взглядом, упорно добиваясь правды. Пришлось ей предоставить правду, достаточно правдоподобную, между прочим. Здорово я сказала, да?
– Он удивился, что я не одна в машине, и когда я ему объяснила, кто со мною, ну ты это сама слышала, то он сказал, что тебя-то лично он будет очень рад видеть.
– Да? –
– Да точно, точно, – раздраженно произнесла я, усилив свою правдоподобную правду еще и капелькой артистизма, – я даже немного огорчилась. Про меня он не сказал, что очень рад будет видеть, только про тебя.
Маринка помолчала и снисходительно похлопала меня по руке.
– Не огорчайся, Оль, мужики, они все такие.
Черт их разберет. Вертихвосты, одним словом. Не огорчайся. Будет и на твоей улице… этот…
– Фима? – с надеждой переспросила я.
– Праздник! – отрезала Маринка. – Праздник!
Мы с ней переглянулись и рассмеялись.
Итак, кафе «Лира» располагалось на проспекте, называемом по традиции Немецкой улицей.
Улица эта была пешеходная, поэтому «Ладу» пришлось оставить за полквартала от кафе на Радищевской.
Мы вышли из машины. Виктор запер машину, проверил двери на всякий случай и, осмотревшись по сторонам, пошел позади нас с Маринкой.
Виктор всегда легко входил в обязанности бодигарда, как только в нем как в охраннике возникала такая потребность. Вот как сейчас, например.
События, разворачивающиеся вокруг самоубийства Юлии Пузановой, были настолько неожиданно пугающими и откровенно озадачивающими, что не знаю, как Маринке, а мне бодигард ну никак бы не помешал.
Фима нас уже ждал. Он сидел в первом зале за крайним столиком, слева около окна, закрытого белой шторой. Оркестр наигрывал печальную композицию. Посетителей было немного.
– Здравствуй, Оля, всем привет, тебе, Мариночка, привет особый, – как всегда многословно и вычурно, поздоровался с нами Фима. – Здесь сегодня неплохо кормят. Есть хотите, девушки?
Мы с Маринкой отказались, уступив только повторным домоганиям и согласившись на апельсиновый сок. Виктор взял себе чаю с пирожным.
Везет ему: он такой худой, что даже два пирожных ему нипочем, а тут… Но не будем о грустном, и так все набекрень.
– Ну что, Оля, – сказал Фима, иронично поглядывая на меня. – Можно сказать, что ты немножко вляпалась, так сказать, вляпалась опосредованно, то есть косвенно. Это называется «невезуха».
– Да мы уж в курсе, – пробурчала Маринка.
– А как это можно вляпаться косвенно? – спросила я, видя по Фиме, что пока ничего страшного не происходит.
Фима, обычно не умеющий сдерживать ни чувств, ни тем более выражения лица, сегодня был настроен достаточно благодушно. Ну, может быть, совсем чуть-чуть только какое-то напряжение проскальзывало у него в острых быстрых взглядах, бросаемых на меня, да движения были немного резковатыми.
Но нужно знать Фиму, он весь немного такой порывистый, как… не скажу кто, и так все ясно.
– А вот сейчас я вам и объясню, девушка, что значит вляпаться опосредованно, – посулил Фима. – Привожу самый простой пример, например, как говорил наш современный Златоуст по имени Михаил Сергеевич. Опосредованно – это когда кто-то начинает утверждать тебе, что ты верблюд, а ты должна доказывать обратное, потому что считаешь, что на сие животное не похожа ни фига.
– А на кого похожа? – зачем-то спросила Маринка. Ей, наверное, хотелось, чтобы Фима и ее не обходил вниманием.
– Ольга Юрьевна похожа на девушку моей мечты, – серьезно сказал Фима и тут же пересел на свою любимую тему. – Ольга Юрьевна – это один из необходимейших компонентов моего понятия о счастье. Открываешь утром глаза, а рядом… хм… твоя, Маринка, начальница.
– Знаю, знаю, – поморщилась я, – и о продолжении догадываюсь: «…и тут открывается дверь и входит твоя жена». Не нужны мне эти эквилибры, и прекрати отвлекаться от темы, пожалуйста.
– Я не отвлекаюсь, Оля, – сказал Фима, обиженно надувая губы, – я говорю о том, что наболело и накипело. Вот когда переболит и перекипит и я стану старым, лысым и шамкающим евреем, а ты останешься все такой же молодой и… ну, неважно еще какой, вот тогда, может быть, я и перестану, а сейчас – не дождешься!
– Ты начал лучше, – напомнила я, – что-то там о верблюде.
– Ну, ты все о делах, – вздохнул Фима и начал смиряться, – все о них, проклятых. Ну ладно, не буду испытывать ваше терпение, девушки. Скажу все, что есть. Прямо сейчас.
– Хотелось бы услышать, – пробормотала Маринка, органически не перенося никого разговорчивей себя.
– Тогда слушайте. – Фима, словно он сидел не за столом в кафе, а стоял в зале суда, выпятил грудь, повел рукой и начал излагать:
– Сия трагедия произошла три дня назад на улице под названием «Пятый строительный тупик». Это где-то в таких ебенях, прошу прощения, что я точно и не знаю, на карте, может, и найду, а сам не поеду ни за что.
– Мы там только что были, – , сказала Маринка, – на самом деле захолустье. Там даже куры пешком ходят во главе с петухом.
– Куры – это хорошо, – кивнул Фима, – поджаренные, с хрустящей корочкой. К ним немного красного вина, полумрак и… и опять твою начальницу, Мариночка.
– Не дождешься, – отрезала я, а Маринка продолжила зачем-то предыдущую тему:
– Куры были живыми.
– Это хуже, – непонятно по какому поводу вздохнул Фима, – они некоторым образом… хм, ну ладно. Не перебивайте меня, а то я никогда не закончу. Я так и понял, что вам захочется туда съездить, но я думал, что вы поедете после разговора со мной. Короче, история такая.