Тень наркома
Шрифт:
— Значит «до»?
— Да. «До». Это я говорю тебе как профессионал.
— Ты уверен, что они что-то должны принести? Может быть, на этот день назначена встреча.
— Ты думаешь, время и место встречи изменить нельзя? Вряд ли. Встреча на кладбище — это подходяще для сектантов, для какого-нибудь новомодного движения, но людям, для которых седьмое ноября — праздник, это место не подходит. Нет, они что-нибудь положат. И за несколько дней до седьмого…
— Какой бы день выбрал ты?
— Тот,
Мальвина достала календарь:
— Суббота.
— Нет, воскресенье слишком далеко. Это должно произойти раньше: в среду или четверг.
— А что они могут положить?
— Трудно сказать. Скорее всего, урну. Но что будет в ней…
— А не усложняем ли мы? Может быть, просто в этот день они организуют захоронение своего товарища или руководителя, умершего ранее.
Мальвина была прагматисткой. И я с ней согласился.
— День выбран подходящий. Если это действительно бывший министр, то он мог умереть раньше, скажем, несколько лет назад, но заранее попросить, чтобы его похоронили в день, столь важный для коммуниста. И при его жизни или сразу после смерти, что вернее, кто-то и заказал это надгробье.
— Тогда мы ломимся в открытую дверь. Но почему в этом случае не настоящее имя, а измененное?
— Он хотел оставаться неизвестным и после смерти. Это понятно, такое имя! Кроме того, он хотел, чтобы его похоронили под тем именем, под которым его знали в Латинской Америке.
— Но почему именно Сан Бартоломеу?
Такой вопрос я себе тоже задавал.
— Этого я не понимаю.
Мальвина не отставала:
— Если это Берия, то есть, если Берия и Абиер — один и тот же человек, то кто переводил деньги из банка? По всем данным, это не был столетний старик.
Все последующие дни меня мучил вопрос, почему надгробие установлено здесь, на маленьком кладбище в Муньересе. Ответа я не находил.
Однажды я перелистывал «Монд». Много статей, посвященных 500-летию открытия Америки, сообщение о съезде компартии Китая, репортаж о закрытии Всемирной выставки и, конечно же, статьи о приближающихся выборах в Соединенных Штатах.
Стоп. Когда выборы в Соединенных Штатах? В первый вторник после первого понедельника ноября. То есть во вторник 3 ноября.
На следующий день я встретил нашего хозяина доктора Бутику и спросил его, будет ли он следить за выборами в США.
— Это как футбол, — ответил он, — смотришь допоздна.
Все, кого я спрашивал потом, отвечали, что обычно следят за выборами по телевизору. И каждый второй повторял фразу доктора Бутики: это интересно, это как футбол. А футбол в Бразилии смотрят все.
— Они придут вечером третьего ноября, — сказал я Мальвине.
18. Ночью
Днем 3 ноября мы отправились на кладбище. Тихий день, такой как большинство дней в этом тихом городке. Мы с Мальвиной подошли к склепу, я взял фонарь, открыл дверцу, посветил. Пусто, как и в прошлый раз.
Мы побродили по пустынным аллеям, подошли к забору: мы искали наиболее удобный путь к могиле господина Абиера от каменной ограды, где намеревались ночью припарковать машину.
Я сокрушался:
— Нет ни одного удобного места, где можно оставить машину, не привлекая внимания. Если мы оставим ее у входа, ее заметят, и все сорвется.
— А что делать?
— Будем оставлять машину на короткий срок, достаточный для того, чтобы я смог сбегать до могилы и вернуться.
У Мальвины был другой план. Она соглашалась, что машину нельзя долго оставлять ночью около кладбища. Хотя ночью движение и не такое как днем, но дорога, на которую выходит кладбище, — основная дорога в Муньерес, ночью две-три машины в час пройти могут.
— Лучше, если бы я села за руль, высадила бы тебя у ограды, отъехала и вернулась через десять минут. Но я ночью водить боюсь. Мы не имеем права рисковать. Значит, один вариант: ты за рулем, я — на кладбище.
— Ты с ума сошла!
— Думаешь, испугаюсь?
Я так не думал. Я уже знал, что моя спутница вообще ничего не боится, но пускать женщину в такое путешествие… Что может быть веселее кладбища ночью!
Мы вернулись домой. Снова обсуждали, кому садиться за руль.
— Скажи, у какого фонаря нужно остановить машину?
— спросила Мальвина.
Я не понял. Она сама ответила:
— Машину надо остановить между вторым и третьим фонарем.
— Почему?
— По трем причинам. Во-первых, там есть пролом, через который можно проникнуть на кладбище, не перелезая через ограду.
Пролома я не заметил, но поверил. Ограда была невысокая, не больше метра, и перелезть через нее не составляло труда, хотя пролом, конечно, лучше.
— Во-вторых, от него ведет прямая тропинка к нужной нам могиле. Ночью это важно, будет трудно заблудиться.
Третью причину я знал. Между фонарями самое темное место.
Я понимал, что вариант «я за рулем, Мальвина — к могиле» самый подходящий, поэтому, посопротивлявшись слегка, согласился.
— Тебе надо взять с собой перчатки.
— И пластиковую сумку. И тебе тоже нужны перчатки.
Я кивнул. Если она что-нибудь найдет, то рассматривать будем вдвоем.
— Что они могут принести? Урну?
— Вариант один: урна. Но вот что в ней… Там может оказаться пепел. Кстати, это самое вероятное.