Тень Отца
Шрифт:
— Ты считаешь, — сказал старик, словно отгадав мысли Иосифа, — что таинственные голоса не могли говорить с нами? Но мы на самом деле их слышали и сразу же пришли. Не препятствуй нам…
— Хорошо, — согласился Иосиф, — посмотрите на Него. Я не буду вам препятствовать. Но я хочу предупредить вас: вы не увидите ничего необыкновенного. Не знаю, что там вам сказали голоса, но мы с женой просто бедные люди…
— Когда нам сказали, что ребенок лежит в яслях, мы сразу поняли, что ему нужна наша помощь… Поэтому каждый из нас хоть что-то с собой принес…
— Так что вы от Него ожидаете?
Мужчина провел рукой по своим волосам.
— Нам сказали, что этот Младенец принесет мир…
— Мир?! —
— Да, именно так. Разве тебя это удивляет? — мужчина теперь внимательно смотрел на Иосифа из-под клочковатых бровей.
— Меня удивляет, что вы ищите мира. — Сейчас Иосиф пребывал в душевном разладе. — По вашему внешнему виду можно подумать, что вы любите сражения.
Пожилой пастух пожал плечами.
— Что ты знаешь о нас? — спросил он. — Мы вынуждены сражаться. Но каждый из нас хотел бы обеспечить своему ребенку лучшую долю. Пропусти нас.
Иосиф опустил поднятые было руки.
— Входите. Только прошу вас не шуметь и не разговаривать… Дитя спит, а Его мать очень утомлена.
Они входили по очереди на цыпочках, в странном смирении. Куда-то подевался их грозный, воинственный вид. Мириам уже не спала. Она смотрела на входящих в пещеру пастухов, и на ее лице не было испуга. Младенец не заплакал, пес не залаял. Вместе с входящими людьми в темную пещеру вливался таинственный свет, озаривший всю эту удивительную ночь.
27
Весна пришла неожиданно, и сразу наступило буйство растительности. Склоны гор покрылись свежей травой, среди которой расцвели бутоны белых, красных и желтых цветов. Это были самые обычные весенние цветы, а те прекрасные цветы, что в ночь рождения Младенца застилали целые луга, куда-то исчезли.
Летели дни, и пришло установленное Законом время, когда следовало совершить обряд посвящения первородного сына Всевышнему, одновременно внеся за него выкуп. Жертва, совершенная в давние времена Авраамом, превратилась в ритуал. Иосиф, однако, не знал, как ему быть в этом случае.
Предписание было ясным. Но Иосиф сомневался, может ли он вносить выкуп за Младенца, являясь лишь внешне Его отцом? Авраам принес в жертву своего сына, и сын был ему возвращен. По какому праву он, Иосиф, всего лишь тень, может принимать участие в обряде, символизирующем кровавую жертву? А с другой стороны, если он уклонится от исполнения предписания, то подвергнет себя и всю семью обвинению в вероотступничестве.
Подобным образом дело обстояло и с ритуальным очищением Мириам. От чего она должна была очищаться, если зачатие было делом могущества Всевышнего? Но если она этого не сделает, ее могут обвинить в нечистоте. Раз от него требуется, чтобы он был тенью Отца, то это означает, что Всевышний не желает, чтобы преждевременно узнали, Кем является Новорожденный. Так как же в таком случае поступить? Раньше Иосиф был убежден: таинственность продлится до момента рождения ребенка, а затем все прояснится. Но вот Младенец уже пришел в мир, а сомнения остались. И как долго еще придется скрывать необыкновенное под покровом обыденности? В мгновения озарения все представлялось таким простым, но озарение проходило, а жизнь предъявляла свои требования…
Существовала еще одна трудность. Выкуп первенца составлял большую сумму денег, а у Иосифа не было ничего. Тяготы и заботы пути поглотили то небольшое количество денег, с которым он отправился из Назарета. Теперь они нуждались во всем, и если бы не помощь пастухов, им просто–напросто нечего было бы есть. Пастухи принесли много разных даров. Потом они приходили еще. Это они помогли Иосифу обложить камнями вход в пещеру и превратить ее в жилой дом. Мириам с Атой навели порядок внутри, старая колыбель детей Аты заменила Младенцу ясли. Мириам с воодушевлением стирала куски тряпья, которыми пеленала своего Сына. Но денег не было.
Никто из братьев и родственников в пещере не появился. Они не оказали никакой помощи, хотя должны были знать, что у Иосифа родился ребенок и что он по–прежнему находится в Вифлееме. Издали, с крыш своих домов, они могли видеть появлявшихся у пещеры людей. Наверняка, они наблюдали за ним. Ата встречала на рынке соседей, которые интересовались семьей Иосифа. Он не сомневался, что родственники знают о нем всё.
Как только представилось свободное время, Иосиф отправился в синагогу и обратился к хаззану. Это он вел родовую книгу. Хаззан, хорошо знавший Иосифа, вписал в книгу его и Иисуса. А в качестве платы принял сыр и несколько яиц. Затем завязалась беседа.
— Очевидно ты знаешь, Иосиф, — говорил хаззан, — что запись в книге, согласно указу этого нечистого гоя, является также присягой ему и римскому цезарю?
— Я знаю об этом, Бенайя. Так объявили царские слуги.
— Ну, если знаешь, то этого достаточно. Запись я сделал, пусть этот подлый пес — чтоб Всевышний сократил его дни! — думает, как ему нравится. Пусть себе представляет, что каждый принес ему присягу. Я не фарисей, и не собираюсь поступать, как они. Фарисеи не приходят записываться, а когда царские слуги им напоминают, они нарочито громко заявляют, что не принесут присяги, а уже записавшимся людям говорят, что они совершили тяжкий грех. Что касается меня, то я так не думаю. Пусть грех падет на Ирода, пусть он будет камнем, который сдавит его горло в шеоле. Однако у него повсюду шпионы. Фарисеи могут ему противостоять. Я не знаю, кто им покровительствует, но кто-то их защищает. У нас нет ни Покона, с которым Ирод часто разговаривает, ни ессея Манаила, обещавшего этому нечистому многих лет царствования. Нас всегда можно достать. Поэтому хорошо, что ты записался. Его люди могут следить за тем, как поступает старейшина рода Давида… Впрочем, хватит об этом. Скажи-ка мне лучше, как ты намереваешься поступить: остаться здесь или вернуться в Галилею? Твои братья, сказать по правде, неучтиво поступили с тобой…
— Они боятся Ирода.
— Не защищай их! Даже если за вами следят царские шпионы, они донесут, что ты принес присягу, как он этого требует. По моему мнению, тебе ничто не угрожает. Теперь ты мог бы смело остаться.
— Я бы охотно согласился…
— Мой совет: останься. Ведь ты должен совершить посвящение Первенца, и приближается время очищения твоей жены.
— Я помню об этом. Но для того чтобы остаться, я должен иметь, на что жить.
— Такой ремесленник, как ты?! Не может быть, чтобы ты не мог заработать. Когда ты жил здесь, я помню, у тебя не было отбоя от заказов.
— Мне не хватает инструментов. Я взял с собой только самое необходимое. Кроме того, если я объявлю, что выполняю заказы, это может не понравиться моим братьям…
— Твоим братьям придется изменить свое поведение. А если хочешь, я сам объявлю, что ты принимаешь заказы. В округе нет ни одного плотника, люди вынуждены ходить в Иерусалим.
— Думаю, ты правильно мне советуешь, Бенайя. Спасибо тебе за доброе отношение и за желание помочь. Хорошо, объяви…
Возвратившись домой, Иосиф внимательно осмотрел мешок с инструментами. Того, что есть, вполне хватит для изготовления многих вещей. В доме отца находилась его прежняя мастерская, но он чувствовал, что не решится пойти к Савею с просьбой отдать ему инструменты. Слишком крепко сидело в нем воспоминание о запертых дверях и словах Савея о том, что братья договорились не принимать его. Под влиянием Мириам он преодолел в себе обиду на них, но пойти и просить — это слишком.