Тень 'Полярной звезды' (Салли Локхарт - 2)
Шрифт:
– О, Чарльз! О, Чарльз! Прощай, любовь моя!
Послышался вздох, и дух бакалейщика удалился. Миссис Бад потрясла головой, словно желая прочистить ее; миссис Джеймисон Уилкокс тихо плакала в носовой платочек с черной каймой, затем круг снова сомкнулся.
Фредерик оглядел собравшихся. В полутьме было невозможно разглядеть лица, но атмосфера изменилась: все были возбуждены, все напряженно ожидали чего-то, готовые верить всему. Эта женщина была великолепна. Фредерик не сомневался, что она плутует, но он пришел сюда не для того, чтобы слушать наказы покойного бакалейщика
И тут это произошло.
Миссис Бад вдруг конвульсивно содрогнулась и заговорила низким голосом - на сей раз своим голосом, но дрожащим от ужаса.
– Вспышка...
– проговорила она.
– Там проволока... и счетчик, он кружит - сто один, сто два, сто... о, нет, нет, нет... Колокол. Колокола. Мужчина... колокол. Какой красивый пароход, и маленькая девочка, мертвая... Это не Хопкинсон, но они не должны знать. Нет. Пусть это скроется в тени. Шпага в лесу - о, кровь на снегу, и лед - он все еще там, всё в стеклянном гробу... Регулятор. Триста фунтов... четыреста... Полярная звезда! Тень на севере... мгла, все в огне... пар - пар несет смерть... смерть в трубах... в них пар... под Полярной звездой - о, какой ужас...
Ее исполненный бесконечной печали голос слабел, удалялся и, наконец, замолк совсем.
Фредерик пришел сюда именно ради этого, и, хотя он ничего не понимал, от ее голоса по спине бежали мурашки: то был голос человека, терзаемого ночным кошмаром.
Остальные спириты сидели, исполненные почтительного внимания. Никто не шевельнулся. Но тут миссис Бад громко вздохнула, просыпаясь, и опять взялась за дело.
От фортепьяно послышался громкий аккорд. Все подскочили, и три фотографии в серебряных рамках на крышке завибрировали в знак солидарности.
Из центра стола раздался яростный стук. Все головы судорожно дернулись от неожиданности, спириты смотрели теперь вверх, где разливалось бледное трепещущее сияние, материализовавшееся на потолке. Миссис Бад с закрытыми глазами, казалось, была в центре невидимой бури. Фредерик понимал, что она контролирует происходящее, но все же это производило впечатление: хлопали шторы, струны фортепьяно яростно рокотали - и тут тяжелый стол под камчатной скатертью приподнялся и закачался, словно лодка в бурном море. Бубен на каминной доске звякнул и, дребезжа, рухнул в камин.
– Физическое проявление!
– воскликнул мистер Хамфриз.
– Прошу всех соблюдать спокойствие! Наблюдайте за редчайшим феноменом. Духи не причинят нам зла...
Однако же в отношении электродермографа у духов явно были иные намерения: из него вдруг выплеснулась ослепительная вспышка, раздался треск и запахло гарью. Миссис Бад испуганно вскрикнула, и Фредерик поспешно вскочил на ноги.
– Свет! Миссис Уилкокс, пожалуйста, свет!
Как только хозяйка дома, в поднявшейся суматохе, отвернула краник ближайшего к ней газового рожка, Фредерик наклонился к медиуму и быстро убрал проволочки с ее запястий и лодыжек.
– Потрясающий результат!
– говорил он.
– Миссис Бад, вы превзошли все ожидания! Беспримерная запись... вы не пострадали? Нет, конечно же, нет. Машина испорчена, но это неважно. Она не справилась с записью! Ее зашкалило! Великолепно!
Сияя и торжествуя, он кивал ошеломленным спиритам, моргавшим отвыкшими от света глазами. Джим отцепил проволочку от аккумулятора. Миссис Бад потирала запястья.
– Прошу прощения за все, миссис Уилкокс, - продолжал Фредерик.
– Я не хотел испортить вам сеанс, но, видите ли, это же научное доказательство! Когда я опубликую свою статью, сегодняшнее собрание Лиги спиритов Стритхема будет признано поворотным пунктом в истории психологических исследований. О, меня это отнюдь не удивило бы. Потрясающий результат!
Вознагражденный этим кружок спиритов распался, а миссис Джеймисон Уилкокс, чья природа в кризисные моменты автоматически обращалась к поддержанию жизненных сил, предложила всем по чашке чая. Вскоре чай принесли; миссис Бад окружила небольшая кучка поклонников, а Фредерик и мистер Хамфриз углубились в серьезную беседу у камина, пока Джим упаковывал электродермограф с помощью самой хорошенькой из присутствовавших девиц.
Кое-кто из гостей собрался уходить, и Фредерик встал вместе с ними. Он обошел всех, пожимая руки, оторвал Джима от его девицы и, прежде чем покинуть собрание, отдал особую дань восхищения миссис Бад.
Худощавый нервный мужчина средних лет покинул дом одновременно с ними, будто бы случайно, и все трое направились к станции. Как только они повернули за угол, Фредерик остановился и снял очки.
– Вот теперь лучше, - сказал он, протирая глаза.
– Итак, мистер Прайс, это то, что вы ожидали? Ее обычная программа?
Мистер Прайс кивнул головой:
– Я глубоко сожалею... ваша машина...
Похоже было, что он постоянно о чем-нибудь сожалеет.
– Тут жалеть нечего. Что вам известно об электричестве?
– Боюсь, совершенно ничего не известно.
– Как и почти всем. Я мог бы прицепить проволоку к огурцу и сказать им, что в нем находится душа их дядюшки Альберта, и, если бы стрелка подпрыгнула, они ничего бы не заподозрили. Нет, это просто фотографическая камера.
– О! Но я полагал, что для съемки вам требовались какие-то химикалии и все такое...
– Обычно да, если работаешь с уже устаревшими влажными коллодиевыми пластинками. Их приходится каждый раз освежать заново. Но здесь вставлена желатиновая пластинка - новейшее изобретение. Гораздо удобнее.
– Ах, так...
– И вспышка - моих рук дело. Не мог же я снимать в темноте. Как только проявлю пластинку, непременно съезжу к миссис Бад, побеседую с ней о ее трюках... А вот что касается всей этой истории со вспышкой, тенями и Полярной звездой... Тут было что-то совсем другое.
– В самом деле, мистер Гарланд. Как раз это и встревожило меня больше всего. Сегодня я видел миссис Бад в четвертый раз, и каждый раз она впадала в транс, вроде этого, совершенно от личного от всего ее представления... при этом она упоминала кое-какие детали финансовых сделок, известных мне, поскольку я служу в Сити... и других историй, вроде сегодняшней... а между тем некоторые из них абсолютно секретны. Это необъяснимо.