Тень рока
Шрифт:
— Прекрасная работа, мистер Персивальд! Вы меня и впрямь удивили. Но сейчас нам пора уходить. Мы собрали всех гражданских, как Вы и просили. Они уже в фургонах. Теперь отведите нас в Северную Крепь, что бы исполнить свою часть сделки, — послышался монотонный, неприятный голос, с трудом пробивающийся сквозь разрывающий голову звон.
— Я помню о сделки, змеиная морда, — закашлявшись, прохрипел Персивальд. Во рту чувствовался неприятный кислый привкус крови.
— Вот и отлично. Эвор, помоги нашему другу встать на ноги. Нужно торопиться, пока потолок не обрушился нам на голову, — уставившись куда-то вверх, произнёс Златоликий.
Появились Эвор и ещё несколько змееголовых. Взяв Епископа под руки, они потащили его к лестницам. В голове у Персивальда шумело, а взгляд застилала пелена.
Глава 28 «Правитель»
Он совсем потерял покой. Тревога, что зачастую обуревала его и раньше, теперь превратилась в навязчивое, даже
Открыв верхний ящик своего письменного стола, он осторожно убрал туда перевязанную плетёной верёвочкой стопку армейских депеш. Зацепившись взглядом за хранящуюся там бутылочку виски, он сосредоточенно нахмурился. После непродолжительных раздумий, он всё таки достал бутылку, а затем и стакан. Медленно и как-то отрешённо он закрыл свой ящик и принялся откупоривать пробку. Поддалась она не сразу, но всё же поддалась. Плеснув немного в стакан, он принюхался, жмуря от наслаждения глаза. Да, Канцлер был большим ценителем дорогой выпивки. Он лучше любого сомелье разбирался во всех нотках и букетах, сортах и урожаях. Сделав глоток, он неспешно откинулся на спинку своего дорогого кожаного кресла на гравитационной платформе. Кресла, что невероятным образом леветировало в пятидесяти сантиметрах над уровнем пола. Уставившись на стопки бумаг, что лежали на его столе в ожидание подписи, он невольно задумался о том, как же сильно бюрократические проволочки тормозят развитие их общества. Так много документов, бумаг, регламентов и так мало реальных дел и достижений. Сделав ещё один глоток, он продолжил разглядывать своё рабочее место. Массивные настольные часы, выполненные целиком из золота и украшенные множеством завитушек, задержали его взор. Их секундная стрелка упорно и монотонно тикая неумолимо отсчитывала время. Когда-то эти часы ему подарил министр энергетики, сам Рудольф Суриус-Карпантий. Подарил на какой-то юбилей, что бы выслужиться и не попасть в немилость. Старик Карпантий всегда был хитрым и осторожным чиновником, стремящимся угождать тем, кто стоит на ступень выше. Впрочем, подобным лицемерием и раболепством в той или иной степени были наделены все чиновники Доминиона. Рядом с золотыми часами расположилась старая, чуть выцветшая фотография в громоздкой серебряной рамочке. На фото была изображена стройная, улыбчивая женщина в широком цветастом сарафане. Женщина держала на руках ребёнка. Белокурую девочку, лет трёх. В отличие от своей матери девочка казалась сердитой и чем-то расстроенной. Её насупившееся личико с немым упрёком смотрело прямиком в камеру, словно осуждая фотографа в неправильности или халтурности выполняемой им работы. Малышка Вергилия с самых ранних лет отличалась умом и целеустремлённостью, ко всему прочему, всё это было приправлено невероятным перфекционизмом. Канцлер любил свою племянницу и гордился её достижениями на журналистском поприще. Невероятная история с её таинственным похищением вдребезги разбила Канцлеру сердце. Обезумевший от горя старик не находил себе места, совершенно позабыв о развязанной войне. Тогда он поднял на уши все имеющиеся в Церта-сити войска О.С.С.Ч., привлёк высокомерных Искариот из тринадцатого отдела. Но всё было без толку. Найти свою ненаглядную и всем сердцем обожаемую Вергилию Канцлер не мог. Однако, спустя какое-то время девушка нашлась сама. Она объявилась ранним утром, усталая и напуганная. Как бы канцлер не старался, но выведать у неё ничего так и не смог. Взволнованная Вергилия наотрез отказывалась вспоминать те злосчастные события. Даже представить себе сложно, что она тогда пережила. Странно, но при не менее загадочных обстоятельствах исчезли и несколько ведущих оперативников Искариот. Одним из которых был сам мистер Фальтус. Пропажа агентов не столь взбудоражила Канцлера, и на этот раз он решил обойтись без поисковых мероприятий. Отчасти из-за того, что возрожденный орден никак не оправдывал его высоких ожиданий. Но в основном всё-таки из-за откровенной неприязни, которую испытывал Канцлер к этим напыщенным, надменным щеголям, уверовавшим в свою исключительность.
Допив виски, он сделал ленивое движение, чтобы поставить стакан на стол, затем снова откинулся на спинку своего леветирующего кресла. Вальяжно развалившись, он вновь погрузился в вязкую болотину гнетущих мыслей. Отчего-то вспомнился мистер Фальтус, который частенько посещал этот кабинет и рассказывал всевозможные небылицы, дабы выгородить себя и оправдать свои неудачи. В этот миг неприязнь к нему сменилась откровенной жалостью. А после, когда вспомнился убитый и выпотрошенный в подворотнях небесный, вновь пробудился страх. Страх неизвестного и необъяснимого. Да, Канцлер боялся. Боялся проиграть войну, к которой как выяснилось он оказался совершенно не готов. Боялся тех, кто осмелился похитить его племянницу, прямо из её особняка. Боялся небесных, что разгуливают по Церта-сити и плетут неосязаемую сеть своих мерзких интриг. Канцлер боялся всего и страхи эти с каждым днём становились лишь сильнее. Массируя свои седые виски, он безучастно уставился куда-то вперёд, мечтая сбежать от этих ядовитых мыслей.
На одной из стен горела ярко-оранжевая полоска света, посланного заходящим солнцем. Солнцем, лучи которого каким-то образом умудрялись пробиться сквозь плотно занавешенные шторы. Оранжевая полоска ровной линией проходило через книжный шкаф, причудливо преломляясь его стеклянными дверцами. Дверцами, за которыми притаились плотные ряды разномастных книг. Там были книги по философии, экономики, политологии, юриспруденции. Были теологические талмуды и военные энциклопедии. Все эти фолианты пестрили разноцветными закладками, что чтец, увлечённый изучением этих наук, заботливо расположил на некогда заинтересовавших его страницах.
Но помогли ли ему эти знания, что почерпнул он с этих пожелтевших и затёртых страниц? Вовсе нет. Теологические писания не смогли пролить свет на мотивы и цели Небесных, что как выяснилось по-прежнему рыщут по просторам Эдема. Экономические трактаты не уберегли от рецессии и кризиса, что неумолимо приближался и совершенно точно был неизбежен. А военные энциклопедии и стратегические учебники оказались наивной теорией, не имеющей ничего общего с жестокой и бесчеловечной практикой истинной войны.
Да, все эти книги, как и заключенные в них знания, на поверку оказались пустышкой. Сейчас Канцлеру было невыносимо жаль потраченного на них времени. Времени, которым можно и нужно было распорядиться иначе.
Внезапно раздались какие-то встревоженные и еле различимые возгласы, что доносились из-за высокой двустворчатой двери, ведущей в коридор. Канцлер насторожился. Оторвавшись от спинки своего кресла, он подался вперёд, чуть навалившись на стол. Он напряжённо прислушивался, пытаясь разобрать слова, но всё было тщетно. Там за этими высокими и красивыми дверьми, с золотыми узорчатыми ручками, зарождалась какая-то неприятная и пугающая суета. Необъяснимое предчувствие надвигающейся угрозы захлестнуло взволнованный разум Канцлера. Не мигая, он следил за злосчастной дверью, слыша как скрывающаяся за ней суета становится всё возмутительнее и безобразнее.
Спустя несколько мгновений дверь распахнулась. Распахнулась нагло и резко, от чего Канцлер невольно вздрогнул.
В кабинет бесцеремонно вошёл высокий человек в офицерской форме. Уверенно чеканя шаг, он подошёл к столу и замер. Следом за ним появились двое солдат О.С.С.Ч. с винтовками в руках.
— Ваша милость, я пытался их остановить, но они не в какую! — послышался дрожащий голос застывшего в дверном проёме секретаря. — Ваша милость, их очень много и они все с оружием! — продолжал причитать секретарь, нервно поправляя свои большие круглые очки, линзы которых причудливо увеличивали скрывающиеся за ними глаза. Тощий низкорослый мужичёк, что уже несколько лет исправно трудился личным секретарём Канцлера, был облачён в старомодный костюм с нелепым и не в меру широким галстуком. Клерк поочерёдно переводил свои большие испуганные глаза то на солдат и их оружие, то на невозмутимо-суровое лицо Канцлера.
— Пошёл вон, крыса канцелярская! — Пророкотал один из солдат, выталкивая секретаря обратно в коридор.
Захлопнув дверь, вояка поспешил щёлкнуть задвижкой, заперев кабинет изнутри. После того как дело было сделано, солдат поправил болтающуюся на голове каску и уселся на стоящий подле стены стул. Его наглое выражение лица и полнящийся решимостью взгляд не предвещали ничего хорошего. Выщербленные осколками борозды и глубокие царапины, что обильно покрывали потрёпанный бронекостюм, говорили о том, что этот бестактный вояка прошёл через многое, прежде чем войти в этот кабинет. С его тяжёлых армейских сапог, прямо на дорогой паркет осыпалась земля. Сухая грязь, что прежде никогда не бывала в этом помещение, моментально привлекла внимание седовласого Канцлера. На суровом лице старика пренебрежительно углубились морщины. Солдат же прислонил к стене свою винтовку и неспешно изъял из кармана пачку сигарет, видимо намереваясь прикурить.
— Здесь не курят! — раздражённым голосом предупредил старик, чьё лицо с каждой секундой хмурилось всё сильнее.
Но солдат пренебрёг сказанными Канцлером словами и блаженно зажмурившись, выпустил колечко серого дыма. Казалось, что этот наглец попросту не понимает где находится.
— Не курят… Но пьют, как я погляжу, — вмешался офицер, пренебрежительно кивнув в сторону стоящей на столе бутылки.
Канцлер с трудом сдерживал растущую ярость. Его седая борода дрожала от возмущения. Седые брови насупились. Морщинистые ладони сжались в кулаки. Упрекнувший же его человек, что сейчас стоял прямо перед ним, напротив казался весьма сдержанным и даже спокойным. Его чёрный офицерский китель, с высоким воротом, украшали медали и знаки отличия. На широком кожаном ремне, заправленная в ножны, покоилась сабля, эфес которой был щедро украшен золотом. Кипельно-белые перчатки скрывали кисти его крепких рук. На голове статного офицера, чья выправка и осанка были безупречными, была фуражка. Фуражка, из под козырька которой на седовласого Канцлера смотрели строгие, полнящиеся упрёком глаза. Один из этих глаз был ослеплён и затянут белесоватой плёнкой, по всей видимости, вследствие ожога, следы которого так же хранила на себе и щека. Не выдержав пронзительного взгляда, Канцлер невольно отвёл глаза в сторону, уставившись на широкие плечи визитёра. На плечах имелись погоны, утверждающие, что это никто иной как сам Хаупт-командор.